Невероятно!
На него смотрели не те, обычные, пустые глаза. Теперь их взгляд был осмыслен, в них был свет понимания и мольба.
Я здесь!
С криком «О, Боже!» Чак Льюистон, дипломированный врач, бросился через всю комнату. Попискивание монитора, на которое до этого он старался не обращать внимания, превратилось в вой сирены. В дверях неожиданно возник Теомунд Браун. В смокинге. На шее болтается галстук-бабочка, как будто он не успел его завязать.
Не удостоив Брауна даже взглядом, Льюистон продолжал выкрикивать:
– О, Боже! О, Боже!
Автоматическим движением врача отделения экстренной помощи он обнажил пациенту грудь и, быстро приложив к ней электроды дефибриллятора, разрядом тока заставил биться сердце этого загадочного человека. Вой сирены прекратился, монитор вновь перешел на пиканье. Льюистон на всякий случай вколол Красавчику Джонсу, чудом восставшему из мертвых, полную дозу антиконвульсанта.
Квартира Росси,
Пятая авеню
Зазвонил телефон, и Феликс Росси досадливо поморщился. Он только что вернулся из Италии, куда ездил проведать Мэгги и Джесса. Вместе с восьмилетней дочкой Эриэл они играли в лошадку на персидском ковре, устилавшем пол длинного коридора. Феликс, разумеется, исполнял роль лошадки и ползал на коленях, тогда как Эриэл осторожно похлопывала его по бедру хлыстиком для верховой езды.
– Вперед, папа, вперед! Ты такая ленивая лошадка!
Феликс лег на ковер и опустил девочку на пол.
– Эриэл, дорогая! Да ты настоящий тиран! – шутливым тоном произнес он и принялся щекотать дочь.
– Папа, ну, пожалуйста, покатай еще! – со смехом взмолилась Эриэл.
Росси поцеловал ее в лоб и встал.
– Достаточно. Папа устал. Он еще не отошел от полета.
Девочка, балуясь, раскинула руки, и Феликс был вынужден поднять ее с пола.
– Ты уже так выросла, дорогая моя!
– Ну, когда мы отправимся за город кататься верхом?
– В эти выходные, – ответил Феликс и снова поцеловал дочь. – Обещаю тебе. Возьмем лошадок и на весь уик-энд останемся в Вермонте. Ты рада?
Эриэл обняла отца за шею.
– Конечно, рада! Но, папа, знаешь что, я потеряла перчатки для верховой езды!
– Не расстраивайся, мы купим тебе новую пару.
Не успел он это сказать, как зазвонил телефон. Феликс, держа на руках дочь, решил не отвечать на звонок, кто бы это ни был, но через пару секунд в холле появилась Шармина. За последние десять лет он привык к ее присутствию в доме. Ей, конечно, далеко до усердия Мэгги, зато она была в равной степени доброй и приветливой. Эриэл ее обожала.
– Шармина! – позвала девочка горничную. – Папа возьмет нас на эти выходные в Вермонт, кататься на лошадках! Поедешь с нами? Ну, пожалуйста!
– Я? На лошадке? – рассмеялась Шармина. – Иди ко мне, моя пышечка! Сегодня утром привезли твое новое платье. Через минуту твоя мама принесет его сюда. Доктор Росси, вас к телефону ваш дядя из Италии, – добавила она, обращаясь к Феликсу.
Тот ожидал звонка дяди Симона – правда, часом позже.
– Скажите ему, что я сейчас подойду к телефону.
Эриэл снова обняла отца за шею и произнесла:
– Спасибо, папочка, за то, что возьмешь меня в Вермонт. Звездочка будет счастлива.
Звездочкой звали лошадку – точнее, шетлендского пони. На другой стороне Центрального парка находилась конюшня, в которой они держали других лошадей: андалузскую кобылицу Ночку, принадлежавшую Аделине, и Царя, арабского скакуна, владелицей которого была Франческа. Феликс верхом не катался. В верховых прогулках он сопровождал их на велосипеде, хотя в последнее время часто чувствовал боль в коленях. Однако ему нравилось наблюдать за тем, как его женщины получают удовольствие от верховой езды.
Шармина вышла в коридор, а он отнес Эриэл в спальню, чтобы взглянуть на ее новое платье. Когда-то это была гостевая комната, в которой до того, как они поженились, часто останавливалась Аделина. Сейчас комнату отремонтировали, причем не только для того, чтобы переоборудовать ее под детскую.
Незадолго до своей трагической смерти Сэм рассказал им все про Брауна, обитавшего в пентхаусе на верхнем этаже дома. Феликс содрогнулся при мысли о том, на какие ухищрения он был вынужден идти, чтобы защитить Мэгги и ее ребенка – долгие месяцы жизни под недреманным оком скрытых мониторов, лишь бы только убедить Брауна в том, что клон умер.
