– Одному? С каким-то незнакомым человеком, которого он никогда в глаза не видел? – возмутилась вслух Мэгги. – Вы что там, с ума, что ли, сошли? – добавила она сердито и принялась читать дальше.
Также прошу тебя употребить твое влияние на Джесса, чтобы он читал книги, присланные мной, в дополнение к заданиям равви Диена; как мне кажется, они имеют достаточно малый объем. Думаю, что Джесс будет делать то, что ты ему скажешь, если ты проявишь настойчивость в этом вопросе. Боюсь, что если ты не будешь побуждать его к чтению, мне придется настоять на прежнем решении и отдать мальчика в школу.
Я питаю вечную благодарность за твою любовь к Джессу и заботу о нем, а также за твои страдания, которые ты вынесла, давая ему жизнь. Однако мне кажется, что я должен приложить все усилия к тому, чтобы ты и он жили полноценной жизнью, особенно если принять во внимание то, что Джесс – самый обычный ребенок.
С глубочайшей любовью и благодарностью,
Феликс.
Мэгги со слезами на глазах опустилась на колени перед образом возносящейся на небеса Девы Марии. Вместо того чтобы воздать ей должное за то, как хорошо она знает своего сына, Феликс отнесся к ней как к какой-нибудь богатой, но чокнутой родственнице, которую прячут с глаз подальше.
Не успела она произнести первые слова молитвы, как на пороге, сияя улыбкой, возник Джесс. Мэгги испытала ставший привычным укол вины. Ее сын не имеет ни малейшего представления о том, кто он такой.
– Извини, мама, я, наверное, помешал, – произнес он.
Мэгги встала, мысленно представив Джесса посреди океана, откуда он не сможет даже дотянуться до нее.
– Все хорошо, мой мальчик.
Убедившись, что мать не сердится, Джесс плюхнулся на ее кровать, как на батут. Мэгги невольно улыбнулась, на миг ей удалось позабыть о малоприятном письме, зажатом в руке. Джесс тем временем перекатился на живот и повернулся к статуэтке Черной Мадонны на прикроватном столике – это была копия знаменитой Богоматери Рокамадурской, созданной во Франции в XII веке. Отец Бартоло, единственный священник, которому было известно о существовании Джесса, прислал ее из Турина, пообещав, если понадобится, хранить секрет Мэгги до самой смерти. Мэгги намеревалась позвонить святому отцу, чтобы тот, когда мальчику исполнится двенадцать лет, помог ей обратить Джесса в христианскую веру. Кроме того, она намеревалась позвонить баптистскому пастору, если таковой здесь найдется. Пока же она предпочитала, чтобы ее сын вел простую жизнь, как когда-то Иисус, и узнал то, чему Спаситель научился в детстве. Письмо Феликса поставило под удар все ее планы.
Джесс мизинцем провел пальцем по короне младенца Иисуса и Богоматери и сказал:
– Я думаю, что тот маленький лебедь уже на небесах.
– Верно, Джесс, – согласилась с ним Мэгги.
Мальчик вскочил с постели и подошел к комоду, обошел рядом стоящий стул. Неторопливо отвернул крышечку ее флакона с лавандовой водой, взял в руки сережки. Мэгги всегда делала вид, будто не замечает того, как он играет с ее вещами, а Джесс притворялся, будто это совершенно пустячное дело. Однако приход сына в комнату со стенами персикового оттенка был своего рода ритуалом, который был очень дорог для них обоих.
Без нее Джесс не проживет и дня. Пока что не проживет. А Мэгги даже представить себе не может свою жизнь без сына.
Она торопливо сунула буклет и письмо Феликса в ящик комода, который намеренно осторожно вернула на место, как будто опасаясь, что от сильного толчка комод развалится. Затем достала из платяного шкафа пару крепких прогулочных туфель и соломенную шляпу.
Заметив, как мать кокетливо посмотрелась в овальное зеркало, чтобы поправить шляпку, Джесс улыбнулся и произнес:
– Bellissima, мама!
Мэгги знала, что ее внешность далека от совершенства: короткая прическа, темная кожа, слишком широкий нос и слишком толстые губы. Единственным своим достоинством она считала лишь глаза – карие, с зеленоватыми крапинками. Впрочем, для своих сорока пяти лет выглядела она очень даже неплохо. Будь она с самого начала хорошенькой, красота ее, возможно, сохранилась бы и по сей день, но Мэгги всегда знала, что обладает самой обычной, если не сказать заурядной, внешностью. Тем не менее по настоянию Феликса она носила только дорогую одежду и спорить с сыном не стала.
