– Леночка, будь добра, свяжись с импресарио и организуй нам американскую Мессалину!
– Сделаю, – смиренно откликнулась я. Мессалина так Мессалина. Начальству виднее.
– Ну что ж, решено! Этот Новый год мы встретим в обстановке Древнего Рима. Ленусь, позаботься о рекламе.
– Да, кстати, о рекламе, – встрепенулся ди-джей. – У меня есть креативные друзья-художники. За хорошие бабки они могли бы устроить грандиозный перформанс на Тверской улице…
– Как мы любим красивые слова, – насмешливо перебил Костик. – Перформанс, инсталляция… Знаешь, родной, чем отличается инсталляция от перформанса? Один неглупый человек на днях просветил. Вот нагадишь ты под дверью, позвонишь и убежишь. Хозяин откроет дверь, а тут – опа! Инсталляция! А когда звонишь в дверь, хозяин открывает, а ты – опа! – снимаешь штаны и гадишь, тогда – перформанс! Но и в том, и в другом случае получается совсем нехорошо. Так что не надо нам доморощенных художников, дружок. Леночка свяжется с рекламным агентством Лисовского, ребята смонтируют ролик, грамотно наложат на написанный профессионалами и озвученный хорошими артистами рекламный текст. Пустим по первому каналу в прайм-тайм – от желающих посетить «Эротику» отбоя не будет.
Константин поднялся с низкого диванчика и, хлопнув в ладоши, тоном маститого режиссера воскликнул:
– Ну что ж, друзья! Всем спасибо! Все свободны!
– А мы не будем участвовать? – насупилась Мила, исподлобья глядя на шефа.
– Это уж как американская звезда решит. – В голосе Кости явственно слышалось почти отеческое добродушие. – Понадобится подтанцовка – будете. Нет – отдыхайте. Закатитесь куда-нибудь на Мальдивы с толстосумом-папиком.
– Если только с тобой, Костенька, – игриво подмигнула Зоя.
– Хамишь, красивая! – погрозил ей Костик. – Смотри, не накличь! Мечты имеют свойство сбываться.
Польщенная девица победоносно взглянула на подруг. Те не обратили на словесную перепалку никакого внимания, в отличие от Сержа и Алекса, бросавших на Зою завистливые взгляды. Я подозреваю, что втайне каждый из них не прочь был завести интрижку с Костиком, но тот, к их большому огорчению, оказался не по этой части. Но парни надежды не теряют и время от времени предпринимают попытки обаять хозяина. Со стороны это выглядит забавно, но Костику, должно быть, не до смеха. Москва – город не такой большой, как кажется на первый взгляд, и малейшего повода хватит, чтобы в тусовке поползли нехорошие слухи.
Рим, I век
На Вечный город опустилась полуденная жара. Солнце воспаленным глазом повисло над храмом Юпитера Капитолийского. Со стороны форума на булыжник улиц легли короткие обезглавленные тени. Терпкий весенний аромат, источаемый римскими садами, витал в раскаленном воздухе. Нечеткие контуры строений плыли и плавились от зноя, и мрамор дворцов и базилик казался кроваво-красным. Задыхаясь от жары, быстроногие нубийские рабы несли богатую лектику[1]эбенового дерева мимо шумной базарной толпы. Носильщики удалялись от Палатинского холма, держа направление на видимый из любой части города обелиск, установленный на длинной и узкой платформе в центре арены Великого Цирка. Долетавший из торговых рядов резкий запах специй заставлял их ноздри жадно трепетать, а звуки тамбуринов уличных музыкантов – поворачивать головы в поисках тонких фигурок плясуний.
Оглядываясь по сторонам, нубийцы сбивались с шага, носилки теряли скорость, и тогда из-за расшитого золотом пурпурного полога нет-нет да и показывалась тонкая женская ручка, унизанная кольцами, и плетью заставляла невольников прибавить ходу. На расстоянии нескольких шагов за лектикой походкой легкой и уверенной следовала смуглая рабыня-гречанка, защищая юное личико от палящего солнца и нескромных взглядов накинутым на голову покрывалом. Вдали показались высокие ворота на полукруглом ограждении, через которые выезжали из Цирка победители на скачках.
По мере приближения к гигантскому овальному сооружению, раскинувшемуся на огромной территории Марсова поля, открывались новые детали постройки. На противоположном конце арены высились три башни, и в средней башне виднелись еще одни ворота, не такие большие и пышные, как ворота триумфаторов, ибо предназначались они для всех остальных. Между башнями располагался устроенный по правой и левой сторонам круглый ряд стойл для лошадей, к ним, обогнув заграждения, устремились нубийцы. Рев зрителей, доносившийся с трибун, не оставлял сомнений – сейчас проходит заезд колесницы Флавиуса Скорпа.
