Целью ее путешествия стала просторная пещера. Оказавшись под холодными сырыми сводами и словно почуяв недоброе, сука, все это время покладисто бежавшая позади, протяжно завыла, упираясь всеми четырьмя лапами и не желая идти дальше. Втащив гончую в пещеру, женщина схватила визжащее животное за шкирку и подвесила на вбитый в камень крюк, чтобы освободить руки и чиркнуть огнивом. Огонь осветил тонкое лицо Домиции Лепиды. Пляшущие языки пламени выхватили из темноты возвышающуюся до самого свода пещеры статую трехликой богини. Вырезанные из темного камня лица Гекаты смотрели в разные стороны и видели то, что простому смертному не дано лицезреть.
Многорукий мраморный идол в одной из своих рук держал масляный светильник, который и зажгла пришедшая в свое личное тайное святилище патрицианка. В другой руке Богиня Тьмы сжимала три кнута власти, при помощи которых она управляет человечеством, временем и пространством. Еще одна рука Великой Темной Матери взметнула над головой кинжал, угрожая покарать непокорных. На запястье опущенной вниз четвертой руки висел на каменном шнурке ключ от всех дверей, включая вход в этот мир, а также дверь в преисподнюю. У ног Гекаты теснилась стая мраморных псов, верных спутников повелительницы ночи. Сова сидела на ее плече, глядя в прошлое, настоящее и будущее, видя все и все зная.
В неверном свете масляной горелки, отбрасывающей на бугристые стены колеблющиеся тени, матрона Лепида приблизилась к медному жертвеннику на витых змеях, приплюснутые головы которых поддерживали великолепный треножник тонкой дельфийской работы, и подпалила угли. Под сводами пещеры поплыл пьянящий дымок, которым чадили травы Трехликой. В укромной нише покоились ритуальные принадлежности, и благородная матрона с величайшей осторожностью один за другим перенесла сакральные предметы на затканный таинственными символами алтарь. Разложила старинные папирусы с заклинаниями, плеснула в серебряную чашу красного вина.
Выложив угощение для богини – медовые лепешки и еще теплые сердечки черных куриц, жрица Великой Темной Матери пристроила напротив себя тряпичную куколку, символизирующую Мессалину. Затем скинула плащ, шелковую столу[12]и, трепетными руками взяв сосуд с маслом Гекаты, принялась умащать им нагое стройное тело. Время от времени женщина бросала осторожные взгляды на колеблющиеся в свете факела лица Гекаты. Выражение на них менялось, становилось то печальным, то неумолимым и злым. Три пары бровей изваяния хмурились, трое губ недовольно кривились, шесть горящих глаз метали молнии.
Понимая, что виновата и богиня справедливо гневается на нее, Домиция Лепида старалась побыстрее покончить с привычным ритуалом, обычно приносящим удовольствие, теперь же вселяющим страх. Вскоре жрица почувствовала, что воспарила под сводами пещеры. Купаясь в струях ночного воздуха, поплыла по узкому тоннелю каменоломни. Обгоняя летучих мышей, выпорхнула на волю и устремилась к круглому диску полной луны.
Раскинув руки, Лепида парила в залитом звездным светом небе, и лунный гребень сиял у нее в волосах на манер рогов. На умащенном маслами лице патрицианки плясали блики, и оно напоминало железную маску, посеребренную лучами луны. Стрекот цикад оглашал ночную тишину, крик совы давал знак, что богиня где-то рядом. Счастье переполняло жену сенатора Мессалы. Женщине хотелось обнять весь мир и так, в ладонях, унести его с собой в заоблочные дали, к Великой Темной Матери, через полет дарующей ей ощущение безграничной свободы.
Сколько прошло времени, патрицианка не знала. Минуты растягивались в часы, часы сжимались в минуты. Сова крикнула в последний раз и замолкла. Это был знак, что пора возвращаться. После купания в лунном потоке кожа матроны светилась мертвенным светом, и, влетев в узкий лаз пещеры, Лепида видела все вокруг особенно четко, как днем. Проделав обратный путь по запутанному лабиринту шахт, патрицианка в какой-то момент ощутила под босыми ступнями влажную каменистую почву. Чувствуя себя обновленной, взяла с жертвенного алтаря кинжал, занеся над отчаянно завизжавшей и норовящей сорваться с крюка сукой.
