– Вы – самый драматичный человек из всех, кого я знаю, мадам! – пылко воскликнула Пинк. – Я так понимаю, что вы и мисс… Фоксли…
– Хаксли, – поправила я.
– Я так понимаю, что вы обе и раньше видели свежие трупы?
– И свежие, – согласилась Ирен, – и не очень. Не так ли, Нелл?
– Всего дважды, – отозвалась я. – И очень надеюсь на этом остановиться.
– Что ж, – продолжила Пинк, – вы держитесь молодцом. Думаю, я и сама не настолько раскисла бы, случись мне вместо востока отправиться на запад и собственными глазами увидеть жизнь фронтира[31]. Приношу свои извинения, дамы, что вела себя как увядшая фиалка.
Я и сама завяла как фиалка, услышав расцвеченную американизмами речь молодой женщины. Но даже после этого она все еще казалась мне слишком спокойной и хорошо воспитанной для распутницы.
– Я бы испугалась за вас, не раскисни вы от такой картины, – возразила Ирен. – Но расскажите, почему вы решили поехать на восток, и как получилось, что вы занимаетесь подобным ремеслом? – Примадонна задавала вопросы так непринужденно, будто болтала с портнихой, а не с пересекшей полмира женщиной легкого поведения.
– Я была тринадцатым ребенком в семье, где было пятнадцать детей, – начала Пинк.
– Святые угодники! – воскликнула я. – Пятнадцать!
Девушка продолжала, пропустив мою реплику мимо ушей:
– Отец умер, когда мне было всего шесть, а моя мать, прежде уже похоронившая одного супруга, снова вышла замуж, чтобы спасти от нищеты шестерых детей, которых она нажила с моим отцом. Хоть папаня и был по профессии судьей, он покинул нас без завещания, и все его имущество было поделено между родичами. Матери же достались кое-какая мебель, лошадь с повозкой, корова да одна из собак, так что, ясное дело, прокормить такое «наследство» было еще труднее, чем ораву детей.
– Значит, вы оправдываете свое ремесло бедностью, – предположила я скорее сочувственно, чем осуждающе.
Но мое великодушие пропало втуне. Карие глаза Пинк потемнели от гнева:
– Ничего я не оправдываю и ни за что не извиняюсь! – Она снова перевела взгляд на Ирен и уже спокойно продолжила: – Года через три после смерти отца нам пришлось продать и лошадь, и телегу, и корову. А еще у нас появился отчим – ветеран гражданской войны.
– Чудесно, – снова перебила я в надежде на счастливый (и скорый) конец истории. – Солдат – лучший пример для сироток. Дядя одной из моих воспитанниц – некоторое время я работала гувернанткой – воевал в Афганистане и вернулся оттуда настоящим героем.
Пинк одарила меня бесстрастным взглядом:
– Джек Форд был злобным неотесанным пьянчугой. Сам не приносил домой ни цента, а маму вечно попрекал деньгами и называл ее такими словами, о существовании которых ни одна английская леди знать не знает. А однажды, в канун Рождества, когда мать повела нас в церковь против его воли, Джек угрожал пристрелить ее на месте.
– Военная жизнь идет на пользу не всем мужчинам, – запинаясь, пробормотала я.
– Но скоро этому пришел конец, не правда ли? – спросила Ирен.
– Откуда вы знаете?
– Подобные истории непременно заканчиваются кровавым убийством. А ваша история, я полагаю, как раз с убийства и началась.
Пинк передернула плечами:
– Как-то за ужином, месяцев через девять после того Рождества, он снова взбесился: опрокинул на пол кружку кофе…
Мне подумалось, что никто в здравом уме не обвинит человека, разлившего столь гадкий напиток, но я промолчала.
– …швырнул в маму кость и вытащил из кармана пистолет. Мы с братишкой Альбертом вскочили, чтобы преградить ему путь и дать матери возможность убежать с остальными детьми.
– И вы еще сетуете, что не пожили на Диком Западе, – горестно заметила я.
Еще один ничего не выражающий взгляд:
– Единственные дикие существа в Пенсильвании – это индюшки, мисс Хаксли.
Казалось, я не могла и рта открыть, чтобы не вызвать раздражение этой молодой женщины со столь грубыми манерами, поэтому я воздержалась от ответа.
– Их браку наступил конец, – предположила Ирен.
– Точно. – Щеки Пинк приобрели тот же розовый оттенок, что и ее платье. – Джек Форд наглухо забил гвоздями двери и окна первого этажа, так что в дом можно было попасть только по приставной лестнице. Когда неделю спустя матери удалось пробраться внутрь, вся домашняя утварь оказалась поломана и разбита. Маме не оставалось ничего иного, как пойти на крайние меры. Подать прошение о разводе.
