Вскоре степь закончилась огромной котловиной, обрамлённой скалистыми взгорьями. Серединой котловины вилась серебряная лента небольшой, быстрой речки Богдын-гол, создавая кое-где болотистые лужи. Тут же под скалами показались длинные глиняные домики, а также небольшие квадраты возделываемых полей. Были это усадьбы китайских огородников, которые на каменистом неурожайном грунте раскидали толстый, в несколько десятков сантиметров, слой земли и компоста, получив таким образом поля, родящие прекрасные экземпляры овощей.
Наконец за поворотом показались высокие тёмные стены строений и, спустя несколько минут, я проехал через оригинальные ворота города, а после езды по длинной улице, застроенной рядами невысоких домиков, остановился перед воротами, над которыми трепетала на ветру жёлтая шёлковая хоругвь с вышитой на ней серебряной аббревиатурой OUKO (Отдельный Урянхайский Конный Отряд).
Это была главная квартира штаба командующего гарнизона.
Принял меня невысокий широкоплечий мужчина средних лет, в казачьем мундире, с эполетами рядового. Был это атаман Казанцев, назначенный генералом Унгерном главнокомандующим над всеми отрядами, формирующимися на территории Улясутая и Западной Монголии. Я отдал ему удостоверяющие письма, а также рапорты, после чего атаман принялся у меня выпытывать о взаимоотношениях в Улангоме и Урянхае. Во время разговора подошёл атаман Урянхайских казачьих войск, инженер Серпас, и с немалым удивлением я узнал о плане захвата Урянхая с помощью отряда, состоящего из 500 человек.
Напрасно я указывал на численное преимущество большевистских войск, напрасно свидетельствовал об изменении симпатий сойотов, которые подкуплены большевистскими комиссарам и теперь враждебно относятся к белогвардейцам — атаман Серпас утверждал, что Урянхай захватит без выстрела, «потому что всё население, при известии о вступлении его войск в границы Урянхая, поднимется с оружием в руках и выбросит большевиков».
В предназначенной мне квартире познакомился я вскоре почти со всем офицерским составом, а также узнал о событиях Улясутая последних недель.
Как во всех больших поселениях, так и в Улясутае, останавливались бегущие из России белогвардейцы, ожидающие возможности возвращения на родину или при представившейся возможности убегающие далее через Ургу в Китай.
Китайские губернаторы смотрели на это вначале сквозь пальцы, позднее, однако, начали преследовать беглецов, сажать в тюрьмы и даже исподтишка убивать. Посвящённые люди говорили, что причиной этого должен быть тайный договор, заключённый между большевистскими шпиками (которыми кишела Монголия) и китайскими властями.
Неожиданно пробежала по степям весть, что российский генерал, барон Унгерн, захватывая Ургу, дал уже первый бой под столицей, но был отброшен китайскими войсками. Одновременно с получением этого известия, Улясутайский губернатор мобилизовал кулисов[19], а также издал распоряжение, запрещающее хождение через границы с Монголией.
Не привыкшие к дисциплине кулисы, под командованием гаминов[20], нападали на маленькие поселения российских колонистов, а также на монгольские караваны, грабили их, а монголов, схваченных с караванами, истязали варварским способом.
Ситуация в Улясутае становилась угрожающей, потому что со дня на день ожидались погромы европейцев пьяными бандами кулисов; россияне вооружались втайне, устанавливали ночные дежурства, пока внезапно не пришла весть, что Ургу захватили российские и монгольские войска. Монголия стала независимым государством, а остатки разбитых китайских войск бегут из столицы в Калган.
Вид Улясутая изменился как по мановению волшебной палочки. Спесивые кулисы исчезли с улиц, а неприступные до сих пор китайские чиновники старались всяческим возможным способом наладить отношения с комендантом только что сформированного российского отряда, полковником Михайловым, который сразу же после взятия власти, приказал арестовать нескольких колонистов, подозреваемых в шпионаже в пользу Советов, а также подписал приговор смерти для нескольких бандитов, которые убили семью старого колониста с Тэсин-гола.
