Это качество Ричарда проявлялось и в следующем слое общения с людьми. В группе.
Любой, кто работал в кино, знает странный, но почти незыблемый закон: какой режиссер, такая и группа. Казалось бы, группа собирается почти случайно, как команда корабля перед дальним рейсом. Кто свободен в данный момент, тот и попадает в ту или иную группу. Но это не совсем так. Если ты оператор, художник, то можешь до какой-то степени распределять свое будущее и договариваешься с режиссером заранее. Технические работники — ассистенты, администраторы, монтажеры, реквизиторы, гримеры — тоже стараются угадать (спланировать) свою работу так, чтобы освободиться к моменту формирования более привлекательной для себя группы. Но это далеко не всегда удается сделать, и за пределами предусмотрительности начинают действовать силы почти мистические. Как-то мы с Ричардом вышли из гостиницы в Ялте, и от группы оживленных джинсовых мальчиков разного возраста к нам бросился один из них. Это был режиссер, остальные — киногруппа. Бурно и оживленно режиссер поздоровался, и все они, словно игроки одной футбольной команды, умчались к морю. Вечером того же дня часть этой группы попала в какую-то историю, угодила в драку…
Такой группы у Ричарда быть не могло. Во-первых, принцип подгадывания к Викторову всегда работал весьма очевидно. Из картины в картину переходили вслед за ним не только оператор и звукооператор, но и гримеры, монтажеры, художники, декораторы и ассистенты. Никакой материальной выгоды в этой верности Викторову не было. Он был даже требовательнее многих других, дотошнее и придирчивей. Это всегда была семейная, солидная группа, причем ее семейственность выражалась не в официальном статусе членов, а в том, что Ричард, задавая тон и не требуя от остальных открытого подражания, был настолько очевидным и постоянным примером, что, поработав с ним единожды, люди, даже теряя в зарплате, уходя в простой, старались дождаться именно его картины. Жизнь Ричарда в группе — продолжение его педагогической миссии, следующий воспитательный слой. Любой в группе мог рассчитывать на заботу Ричарда, на его полную осведомленность о твоем положении, твоих трудностях и проблемах. А если уж удавалось заполучить на воспитание конкретного ученика, то Ричард, хоть и получал дополнительные заботы, был искренне рад.
Я приехал в Ялту на несколько дней, Ричард снимал там "Через тернии к звездам". Чтобы следить за тем, как питается, хорошо ли спит, здоров ли молодой актер Дима Ледогоров, Ричард поселил его в своей квартире. Вечером после съемки кое-кто из членов группы (Дима Ледогоров в их числе) пришли ко мне в гостиницу, мы засиделись, не заметили, как нагрянула ночь, такси не было… в общем, мы добрались до студийного дома далеко за полночь.
На балконе третьего этажа стоял, облокотившись на перила, Ричард. Он не спал. Увидев нас, он повернулся и ушел в комнату. Он ничего не сказал нам ни тогда, ни на следующий день. Но мы-то знали, как у него паршиво с сердцем, как трудно идет работа, и мы знали, что любая дополнительная ответственность воспринимается им только очень серьезно. Такой уж у него был принцип.
И еще хочется сказать о важной детали. По отношению к группе. Шестьдесят человек. Есть и работяги, и лентяи, люди организованные и распущенные. Но хоть перевороши все записи и заметки Ричарда, ты можешь отыскать в них сетования на руководство студии или Госкино, упоминания о трудностях работы с художниками и невозможности построить тот или иной объект. Но никогда ни единого слова упрека или раздражения в адрес тех людей, с кем работал, кто от него зависел.
Я столь долго пишу о человеческом, художническом и учительском таланте, о призвании Ричарда Викторова не потому, что эти мои рассуждения направлены на создание его портрета. Все это — попытка понять суть и эволюцию викторовского творчества. Семья, группа. Каков следующий виток приложения сил? Это все те люди, юные и взрослые, растущие вместе с его детьми, обогнавшие их или догоняющие, которых объединяет название "зрители". Есть режиссеры самовыражающиеся, порой очень талантливо. Викторов никогда не ставил этой задачи — он выполнял миссию. Это не означает, что проблемы искусства его не волновали. Весьма волновали. Но все же главное было: что сказать. Лишь затем: как сказать.
