– Эй! – Костромина постучала меня по голове кулаком. – Бум-бум! Ты куда делся?
– Я здесь.
– Ты что-то про мороженое говорил.
– Да… Мороженое можно попробовать… То есть оно там есть, в «Продуктах».
– Издеваешься? – повторила Костромина.
Ну да, похоже на издевку, разумеется. Попробовать мороженое можно, сколько угодно, в тех же «Продуктах» можно хоть сейчас взять килограмм, сесть на мокрую скамейку и сжевать. Только смысл? Все равно вкуса нет. Никакого. Даже холода и то не почувствуешь. Только губы закоченеют, вот и весь эффект. Так просто резиновые, а после мороженого дубовые, вот и все. Вот и весь вкус. Нет, если выжрать бутылку уксуса, то легкое пощипывание языка, разумеется, ощутишь, а вот мороженое…
– Если ты издеваешься… – Костромина начала мрачнеть и смурнеть. – Если…
– Просто забыл, – сказал я. – Извини. Извини, у меня плохая память, ты же знаешь.
Костромина к.б. успокоилась.
– Ничего, – сказала она. – Это ты меня извини. Я просто давно хочу мороженого. Очень давно. Чтобы только по-настоящему, понимаешь? И Новый год хочу.
– Что? – не расслышал я.
– Новый год, праздник. Чтобы елку нарядить, игрушки, гирлянды.
– Гирлянды?
– Огоньки такие электрические.
Праздник. И электрические огоньки.
– Праздник…
Это когда всем весело.
– Праздник, – кивнула Кострома. – Фейерверк, песни все поют, танцуют. Радость. Слушай, а там ведь раньше никакого мороженого не продавали… В «Продуктах».
– Вчера заходил, есть мороженое, – сказал я. – Пять сортов. Зеленое даже какое-то есть. И газировка, тоже разноцветная. И даже пирожные. То есть печенье, пирожные быстро портятся.
– Зачем?
Я пожал плечами. Раньше там только гематоген был, правда, трех видов, твердый, жидкий и с ореховым вкусом. Меня со всех тошнит, с ореха тоже. Говорят, что, возможно, скоро начнут гематоген без вкуса делать, тогда, может, можно его будет есть без отвращения. Хотя отвращение тоже чувство. Всегда только отвращение…
– Не знаю я, зачем все это завезли, – сказал я. – Может…
Я не смог придумать, для чего. Одно дело террариум, другое дело – мороженое. На пауков смотреть как-то разумнее.
– А я, кажется, знаю. – Костромина улыбнулась.
Костромина всезнайка. Лучшая ученица, и читает много, и думает. Мыслительный аппарат у нее хороший. И воля к жизни… Я уже говорил.
– И для чего здесь мороженое?
– Не скажу, – ухмыльнулась Костромина. – Не скажу, а сам ты не догадаешься никогда.
Это точно.
– Ясно, – кивнул я. – Ладно. Слушай, а собаку-то тебе когда выдадут? Завтра?
– Ага. С утра пойду.
Я хотел тоже напроситься, но, честно говоря, думал, что Костромина меня сама пригласит. А она не собиралась, кажется. Странно – на получение прав позвала, а на саму собаку… Ладно. Собака – это, наверное, очень личное, ее с посторонними не стоит забирать, собака может перепугаться, сбежать. Все равно могла бы… Надо было что-то сказать ей, но я не знал, что правильнее. Вспомнил, что Кострома космос любила, и я спросил про Марс.
– Про Марс слыхала?
– Слышала, конечно, – ответила Костромина. – А ты что, в космонавты решил поступить?
– Я? В космонавты? Да ну этих космонавтов…
– Зря. Надо стремиться, ты же знаешь.
Она указала в небо, в дождь.
– Все равно нас не пускают, – зевнул я.
Это точно, нас не пускают пока. С одной стороны, конечно, удобно вроде, и даже очень. Можно не особо заботиться о защите от радиации и прочего космического вреда, ни еды, ни воды брать с собой не требуется, воздуха мало, отапливать, только чтобы секреция не встала совсем, что чрезвычайно облегчает дальние исследования. Да и на Марсе тоже удобно. Теоретически можно даже скафандров не использовать, обернулся фольгой, взял баллончик, и бегай три года. Сплошные то есть плюсы.
С другой стороны, имелся и негативный опыт. Очевидные плюсы при столкновении с реалиями космоса не выглядели уже так очевидно, особенно на фоне минусов. Опять энтропия, конечно. В космосе она особенно зверствует, видимо, из-за пустоты. Одна пустота притягивается к другой. Несколько экспедиций с участием в-астронавтов закончились печально – из девяти исследователей в нормальном состоянии на Землю вернулся только один. Остальные окуклились, выпали в глубокий аут, причем космический аут был гораздо быстротечнее и жестче земного.
