– Я принесу вина, – сказала она.
– Да, ночь, похоже, будет длинной, – ответил Абэ.
– Последняя ночь человека на земле всегда коротка, – сказала Шизука с задором.
– Она вовсе не должна быть последней для тебя, если поведешь себя правильно, – отметил Абэ, в чьем голосе прозвучала нота восхищения. – Ты привлекательная женщина, понимаешь, что к чему. Я позабочусь, чтобы у тебя все было хорошо.
– Господин Абэ, – тихо засмеялась Шизука, – могу ли я довериться вам?
– Принеси еще вина, и я покажу тебе, насколько.
Я услышал, как запел пол: Шизука вышла из комнаты. За ней последовала тяжелая поступь, и Андо произнес:
– Пойду, взгляну, как танцует Шигеру. Я год ждал этого.
Пока они шли по коридору, я в обход добежал до передней и притаился там. Пол молчал под моими ногами. Мимо прошла Шизука, Кенжи свистнул сверчком, и она растворилась в тени.
Андо вошел в переднюю и направился к караульне. Он сердито велел стражникам просыпаться, и в этот момент Кенжи схватил его своими стальным пальцами. Я ступил в комнату, снимая капюшон, и приподнял лампу, чтобы Андо увидел мое лицо.
– Видишь, кто перед тобой? – прошептал я. – Узнаешь? Я мальчик из Мино. Это тебе за мой народ. И за господина Отори.
Он едва поверил своим глазам, метавшим искры гнева. Мне не нужен был Ято. Я убил его гарротой, Кенжи держал его, а Шизука стояла настороже.
– Где Йода? – прошептал я ей.
– У Каэдэ, – ответила она. – В дальней комнате на женской стороне. Я займусь Абэ, а ты ступай туда. Они наедине. Если здесь что случится, мы с Кенжи все уладим.
Я едва слушал ее. Моя холодная кровь превратилась в лед. Я глубоко вдохнул, впустив в разум злость Кикуты, которая тотчас полностью поглотила меня, и побежал по соловьиному этажу.
В саду тихо шипел дождь. В прудах и болотах квакали лягушки. Женщины посапывали во сне. Я почувствовал запах цветов, аромат кипариса из ванной, едкую вонь отхожих мест. Я летел по полу, словно призрак. Позади оставался замок, впереди текла река. Меня ждал Йода.
В последней маленькой комнате резиденции горела лампа. Деревянные двери были распахнуты, а бумажная ширма задвинута. Через нее в оранжевом свете вычерчивался недвижный силуэт женщины с распущенными волосами.
С Ято наготове я отодвинул ширму и прыгнул в комнату.
Каэдэ, с мечом в руке, вскочила на ноги. Она была вся в крови.
Йода лежал лицом вниз на матраце.
– Лучше убить мужчину и забрать его меч. Так сказала Шизука.
Зрачки ее глаз были расширены от ужаса, она вся дрожала. Представшая передо мной сцена казалась нереальной: девушка, столь юная и хрупкая, мужчина, увесистый и могущественный даже после смерти, шепот дождя, безмятежность ночи.
Я отложил Ято. Каэдэ опустила меч Йоды и шагнула ко мне.
– Такео, – произнесла она, словно пробудившись ото сна. – Он пытался… я убила его.
Затем Каэдэ очутилась в моих объятьях. Я обнимал ее, пока она не перестала трястись.
– Ты промок насквозь, – прошептала она. – Тебе не холодно?
Мне не было холодно, но я начал дрожать не меньше, чем она. Йода мертв, но не я стал его палачом. Меня лишили моей мести, но с судьбой не поспоришь, а она отдала его Каэдэ. Я огорчился, хотя и почувствовал в то же время неимоверное облегчение. К тому же я держал в руках Каэдэ, о чем мечтал долгие недели.
Когда я вспоминаю о том, что произошло дальше, то могу объяснить это только тем, что мы были околдованы друг другом и находились в этом очаровании с самого Цувано. Каэдэ сказала:
– Я собиралась умереть этой ночью.
– Думаю, мы умрем, – ответил я.
– Но мы будем вместе, – вдохнула она мне слова в ухо. – Никто не войдет сюда до рассвета.
Ее голос, ее прикосновения пробудили во мне любовь и вожделение.
– Ты же хочешь меня? – спросила она.
– Ты знаешь, что да.
Мы опустились на колени, не выпуская друг друга из объятий.
– И ты не боишься? Из-за меня с мужчинами случаются несчастья.
– Нет. Для меня ты никогда не будешь опасна. А ты не боишься?
– Нет, – ответила моя возлюбленная с ноткой удивления в голосе. – Я хочу быть с тобой перед смертью.
Ее рот отыскал мой. Она развязала пояс, и рубаха распахнулась. Я стащил с себя мокрую одежду и ощутил прикосновение кожи, о которой столь долго мечтал. Наши тела кинулись друг к другу с неистовством и сумасшествием молодости.
