Затем мы вернулись в тайную каморку, и Кенжи не стал снова связывать мне ноги.
– Что со мной будет? – спросил я.
– Попытайся поспать подольше. Сегодня ничего не случится.
– Поспать! Мне кажется, я никогда больше не засну!
Кенжи внимательно посмотрел на меня и коротко сказал:
– Все пройдет.
Будь мои руки свободны, я бы убил его. Я прыгнул на него, оттопырив кверху связанные руки, чтобы схватить его сбоку. Я застал Кенжи врасплох, и мы покатились по полу, но он вывернулся из-под меня, как змея, и прижал меня к доскам. Если раньше только я находился в состоянии сумасшествия, то теперь и он вышел из себя. Я не раз видел его гнев, но он ничто в сравнении с накатившей на него яростью. Кенжи дважды ударил меня по лицу, со всего размаху, так, что чуть не выбил мне все зубы; у меня закружилась голова.
– Признай поражение! – закричал он. – Если придется, я это в тебя силой вобью. Ты этого хочешь?
– Да! – завопил я в ответ. – Давай, убей меня! Только так ты сможешь удержать меня здесь!
Я изогнул спину и откатился в сторону, избавившись от его веса. Я лягался и пытался укусить его. Кенжи хотел снова ударить меня, но я увернулся и, бешено крича, кинулся на него.
Снаружи послышались быстрые шаги, и дверь отодвинулась. В комнату вбежала девушка из Ямагаты и один из юношей Племени. Втроем они в конце концов укротили меня, но я находился в состоянии нечеловеческого буйства, и им пришлось немало потрудиться, чтобы связать мне ноги.
Кенжи кипел от гнева. Девушка и юноша смотрели то на него, то на меня.
– Учитель, – сказала она, – оставьте его нам. Мы присмотрим за ним. Вам нужно отдохнуть.
Их, очевидно, поразило, что Кенжи потерял самообладание.
Мы провели вместе много месяцев как учитель и ученик. Кенжи научил меня почти всему, что я знал. Я подчинялся ему беспрекословно, мирился с его подтруниванием и сарказмом, терпел жесточайшие наказания. Я отбросил свои сомнения и полностью доверился ему. Все это разлетелось в пух и прах, ничего уже не восстановишь.
Теперь Кенжи сел передо мной, схватил мою голову и заставил смотреть на него.
– Я пытаюсь спасти тебе жизнь! – крикнул он. – Ты можешь вдолбить это в свой тугодумный череп?
Я плюнул ему в лицо и подставил себя для удара, но вмешался юноша.
– Идите же, учитель, – поторопил он. Кенжи отпустил меня и поднялся.
– Что за упрямый сумасбродный нрав ты унаследовал от матери? – прорычал он. Подойдя к двери, он обернулся и сказал: – Глаз с него не спускайте. И не развязывайте ни под каким предлогом.
Когда он вышел, я захотел закричать и забиться в истерике, как ребенок. Слезы ярости и отчаяния кололи глаза. Я лег на матрац и отвернул лицо к стене.
Девушка ушла и вскоре вернулась с тряпкой и холодной водой. Она посадила меня и вытерла лицо. Губа была разбита, вокруг глаза и на скуле проступали синяки. Ее нежность убедила меня в сочувствии, хотя она ничего не сказала.
Юноша тоже наблюдал молча.
Потом принесли чай и еду. Я выпил чай, а есть отказался.
– Где мой нож? – спросил я.
– У нас, – ответила она.
– Я задел тебя?
– Нет, ты задел Кейко. У нее и у Акио раны на руке, но не очень глубокие.
– Жаль, что я не смог убить вас всех.
– Понимаю, – ответила она. – Никто не скажет, что ты не оказал сопротивления. Но против тебя дрались пять членов Племени. Ничего постыдного.
Именно стыд струился по моим жилам, пачкая чернью белую кость.
Длинный день подошел к концу, вечерний колокол зазвенел в храме в конце улицы, когда к двери подошла Кейко и шепотом заговорила с двумя стражниками. Я прекрасно расслышал ее слова, но по привычке притворился, что ничего не ведаю. Кто-то пришел повидать меня, кто-то по имени Кикута.
Через несколько минут в комнату вошел стройный мужчина среднего роста, за ним последовал Кенжи. Между ними чувствовалось сходство: тот же бегающий взгляд, делающий их незаметными. Кожа незнакомца была темней, приближаясь по цвету к моей. Его волосы оставались черны, хотя мужчине и было уже около сорока лет.
Пару секунд он стоял и смотрел на меня, потом подошел и опустился рядом на колени, а Кенжи, впервые за наше с ним знакомство, взял мои кисти и повернул ладонями вверх.
