Он одним резким движением одернул на себе одежду и поджал губы, на миг превратившись в мягкого старца, которого я оставлял за воротами.
– Конечно, если господин Отори великодушно позволит мне.
– Вряд ли у меня есть выбор, – с улыбкой ответил Шигеру и налил еще вина.
Мой взгляд метался от одного лица к другому. Снова меня сбила с толку глубина пропасти между ними. В глазах Кенжи было если не презрение, то что-то подобное ему. Теперь, когда я узнал характерные черты Племени, я понял, что высокомерие – одна из слабостей его членов. Они влюбляются в собственные способности и начинают недооценивать умения противника. В тот момент взгляд Кенжи просто разозлил меня.
Вскоре пришли служанки, они постелили постель и погасили лампы. Я долго не мог заснуть, слушал звуки ночи. Откровения прошедшего вечера медленно струились в потоке моего сознания, разлетались в брызги, стекались вместе и плыли дальше. Собственная жизнь более не принадлежала мне. Для господина Шигеру я тоже перестал существовать. Если бы он случайно не натолкнулся на меня, как сам говорит, на горной тропе…
Было ли это действительно случайностью? Все, даже Кенжи, приняли его версию: все произошло само собой, бегущий мальчик, угрозы, драка…
Я восстановил в памяти события. Вот момент, когда дорога впереди еще пуста. Там было большое дерево, кедр, кто-то вышел из-за него и схватил меня – не случайно, а умышленно. Я подумал о господине Шигеру и о том, как мало я на самом деле о нем знаю. Все судили о нем поверхностно: импульсивный, добросердечный, великодушный. Я приписывал ему те же качества, но мне было интересно, что таится за ними, в укромных уголках его души. «Я не отдам его», – сказал он. Зачем ему усыновлять одного из Племени, сына убийцы? Я вспомнил, как терпеливо цапля ждет добычу.
Небо светлело. Когда я заснул, запели петухи.
Стражники немало повеселились, узнав, что Муто Кенжи будет моим учителем.
– Остерегайся старика, Такео! Он опасен. Он может заколоть тебя кисточкой!
Им не надоедало отпускать подобные шутки. Я привык и никак не реагировал. Лучше пусть считают меня идиотом, чем узнают и разболтают, кто Кенжи на самом деле. Это было для меня первым уроком. Чем хуже люди думают о тебе, тем раскованнее они в твоем присутствии. Мне стало интересно, сколько внешне глупых, но преданных слуг и вассалов принадлежат Племени и выполняют свою работу: плетут интриги и замышляют убийства.
Кенжи посвящал меня в искусства Племени, но я продолжал изучать с Ихиро правила поведения и обычаи кланов. Сословие воинов оказалось полной противоположностью людям Племени. Первые выше всего ценили почитание их всем миром, свою репутацию и положение в обществе. Мне пришлось выучить историю кланов, этикет, знаки любезности и язык. Я просматривал архивы Отори до тех пор, пока моя голова не пошла кругом от фамилий и генеалогических древ.
Дни становились короче, ночи холоднее. Первые морозы покрыли сад инеем. Скоро снег заблокирует горные перевалы, из-за зимних бурь закроется порт, и Хаги до весны станет недосягаем. Дом ныне пел по-другому, приглушенно, мягко и сонно.
Во мне открылся сумасшедший голод к учебе. Кенжи сказал, что всплытие на поверхность после многих лет запущенности – тоже черта Племени. Голод охватил все: от самых сложных иероглифов до фехтования. Здесь-то я тренировался охотно, но уроки Кенжи вызывали в сердце противоречивый отклик. Трудностей никогда не возникало: уроки шли легко, но что-то в них отвращало меня, я не хотел становиться тем человеком, которого творил из меня Кенжи.
– Это же игра, – не раз говорил он мне. – Так и воспринимай ее, как игру.
Однако заканчиваться такая игра должна смертью. Кенжи правильно определил мой характер. Я ненавидел убийства, во мне было воспитано непреодолимое нежелание забирать чью-либо жизнь.
Кенжи изучал это мое свойство, и оно приводило его в замешательство. Они с господином Шигеру часто обсуждали, каким способом сделать меня жестче.
– У него есть все таланты, кроме одного, – как-то вечером сказал разочарованный Кенжи. – Отсутствие оного делает все остальные опасными для него самого.
