Он все больше становился любимым городом, особенно когда приютил многих наших подпольных художников, бывших изгоев, с которыми мы у нас пили портвейн в мрачных подвалах, — Париж поселил их в красивых мастерских, оборудованных на месте прежнего рынка, «чрева Парижа», накормил их, напоил, прославил — теперь мы, приезжая к ним гости, отмечали в престижнейших галереях открытие их выставок, чокаясь шампанским «Клико» и закусывая устрицами. Победа! Мы стали гражданами вольного мира! И он признал нас — читал наши книги, покупал картины, и любимей всех был первый город вольного мира — Париж! Помню, как я, счастливый, пьяный и молодой, шел по Елисейским полям!
…Теперь многие уютнейшие парижские кафе зачем-то превратились в мрачные забегаловки с рядами скамеек, где плохо одетые эмигранты смотрят футбол, а на нас поглядывают косо. В годы кризиса Париж несколько пожух, поблек. Даже в богатых кварталах люди (видимо, из-за политкорректности) стали одеваться так, словно едут на овощебазу.
Погиб Париж? Нет! Он пережил гильотину, фашизм и расцветал снова и снова. Не бросим его — и он не бросит нас. Наш Париж — навсегда, он принес каждому столько счастья, а от счастья отказываться нельзя, иначе вся жизнь бессмысленна.
Есть и у меня своя история, связанная с Парижем, закрутившаяся давно, еще в Ленинграде. Однажды я спешил по улице Маяковского, мимо знаменитого родильного дома имени профессора Снегирева. И у самого входа в приемный покой мы столкнулись вдруг, животом к животу, с прелестной молодой женщиной. Почему у нее был живот, понятно, а я просто был тогда слишком толст. Но не это главное! Главное — почему мы столкнулись! Я — потому что был в своих мыслях и ничего не замечал. А она — потому что (бывает ведь в жизни счастье!) читала на ходу мою книгу и тоже ничего не видела вокруг. Вот момент! Как мы оба обрадовались! «Какая встреча! Значит, все будет хорошо!» — сказала она.
И так и вышло. Через тридцать семь лет я с волнением рассматривал незнакомую публику, рассевшуюся на стульях передо мной на Парижской книжной ярмарке. Есть ли хоть одна родственная душа? Кажется, есть! Женщина в первом ряду, по виду, по одежде типичная парижанка, реагировала на мои байки живо и главное — быстро, еще до перевода. Своя? После выступления она неуверенно подошла: «Вы меня, наверное, не помните?» — «Почему же? Я все помню!» — «Да нет. Наша встреча была слишком мимолетной. Буквально на минуту — у родильного дома…» — «Так это вы? Как я мог вас забыть! Вы мой любимый читатель! Кто еще так читал меня, как вы!» — «И у меня все прекрасно — отличный сын, любит вас!»
Именно там и тогда я окончательно убедился, что Париж — город, где сбываются мечты. Мы стали радостно переписываться, договорились о встрече у нее. Если отбрасывать лучшее, что же останется? Собрался прилететь к ней — с новой страстной читательницей. Где еще праздновать любовь, как не здесь? Уверен, они подружатся. Париж — город любви!
Порой голос благоразумия и экономии шепчет: «Куда уж нам? Уж тут бы как-то дожить бы!» Отдать нашу красивую жизнь в обмен на осторожно-хмурую? Но мы не от Парижа откажемся. От себя!
Билеты куплены заранее, и мы не собираемся их сдавать.
Заодно, разумеется, скинул это на флешку-накопитель, болтающуюся у меня на шее. Называется «Вечная жизнь».
Пикнуло — ответ первый пришел:
Всегда буду рада видеть Вас у себя на недельку в Париже вместе с вашей читательницей. Ваша самая верная читательница — Эдда.
— Отлично! Давай теперь, — Римме сказал, — посмотри у себя — дешевые билеты. Где-нибудь со второго ноября, на восемь дней, в Париж и обратно.
— Ага! — кивнула она.
Клавиши наши стучали в такт. Могли бы и вместе работать. Если все сойдется.
Письмо второе
Дорогая Ирина! Вы мне писали, что Салон состоится в ноябре, но денег на билеты и гостиницу на меня нет. Если я случайно окажусь в это время в Париже, смогу ли я принять участие в Вашем Салоне? Всегда Ваш В. П.
Вот и второй ответ пришел:
Конечно, я буду рада. Салон с 8-го по 10-е. Ваша Ирина.
Так. Последний день у нас зависает без крыши — как раз дни Салона. Но ни слова о жилье. Перегружать никого ни в коем случае не будем. Кораблик утонет. Все «по ходу». Как говорит сейчас молодежь: «По ходу он умер». Вот и поглядим.
