После завершения одной из выставок галерейщик вручил мне визитку, оставленную для меня одним из посетителей. Я прочитал: «Альберт Эйнштейн».
– Я, конечно, с большим уважением отношусь к памяти великого Бертика, но не настолько, чтобы отправляться на тот свет. Или это однофамилец?
– Нет. Это только название экстравагантного магазина, хозяин которого хотел поговорить с тобой.
Моя супруга позвонила псевдоэйнштейну по указанному телефону, назначила аппойнтмент (встречу), и мы направились в центр города на метро. Выйдя на 15-й стрит, мы пошли по Уолнут-стрит. И тут же начались диковинки. На углу на вентиляционном люке сидел homeless (бездомный) афро-американец и потряхивал бумажным стаканчиком с мелочью. Вызывало удивление его облачение. Он сидел в черном пиджаке, белоснежной рубашке и бабочке.
Когда мы приблизились, он заныл басом: «Change! Change!» (мелочь).
– У нас нет мелочи, – не выдержала Леночка.
– Тогда можете дать мне доллары, – не унимался он.
– У нас нет и долларов.
– О’кей, мэм, я согласен на чек.
Когда мы через месяц проходили этот перекресток, мы увидели этого же нищего, но без бабочки. Я не удержался, дал ему квотер (25 центов), но при этом сказал:
– Как ты низко опустился. Ты даже забыл надеть галстук-батерфляй.
А сейчас, расставшись с нищим, так хорошо разбирающимся в финансовых операциях, мы тут же увидели нечто, что не могло не привлечь наше внимание. Это была трехметровая Эйфелева башня, сделанная из детских конструкторов. Возле нее стоял молодой человек в тирольском костюме и вертел шарманку: «О, мой милый Августин, Августин, Августин…» По фасаду шла динамичная надпись «Эйнштейн». Здесь начинались владения мистера Питмана.
Мы вошли в магазин-галерею. В широком тамбуре из коврика торчали спина, глаза и хвост крокодила. Надпись предупреждала: «Не наступи на меня. Мне будет больно». Стараясь не наступить на бедное земноводное, мы прошествовали в зал. Робот, стоящий у входа, сделал приветственный жест рукой и сказал мужественным, чуть-чуть хрипловатым голосом Караченцева:
– How are you? Welcome to Einstein!
– Привет, – ответил я. – На крокодила мы не наступали и вообще вели себя достойно. Нам бы мистера Питмана.
Робот безмолствовал. Мы огляделись. Я никак не мог привыкнуть к этой роскоши (парад излишеств, сказали бы советские интерьерщики). Зал был оформлен под Дикий Запад. Колонны представляли собой деревья, стены – скалы. По контуру зала шла довольно крупная детская железная дорога со всеми необходимыми препятствиями: мостами, переездами, туннелями, акведуками. Туннель проходил под большой распашной лестницей. Плюшевые обезьяны раскачивались на лианах, спускавшихся с потолка. Вокруг колонн размещались терриконы мягких игрушек, возле стен – стеллажи с яркими коробками. Посередине зала был небольшой фонтан с золотыми рыбками и серебряными монетками на дне, оставленными посетителями на память.
Людей было немного. Дети хватали игрушки. Доступ ко всему был открыт. Леночка не выдержала и взяла за лапку большого симпатичного зайца. Тот затрясся, зашелся от хохота, аж повалился на спину. Закончив хохотать, он сообщил нам:
– It’s Tickle! (щекотно).
Мы не стали ему возражать и отправились к лифту. Нам преградила путь китаянка в фирменном платье со стандартным вопросом «May I help you?», тут же созвонилась с шефом, проводила нас к лифту и объяснила, что он нас ждет.
Мы поднялись на третий этаж. Мистер Питман ждал нас прямо у лифта. Он был толст, добродушен и улыбчив. На нем был невероятный галстук с пальмой и собакой (в дальнейшем он всегда поражал нас своими галстуками). Он провел нас в кабинет, извинился за беспорядок (если можно было назвать беспорядком этот погром), познакомился, усадил, затем попросил у нас фотографии моих работ, покричал wow и great. После этого он позвонил по телефону, и через пять минут появилась высокая худощавая дама, чья комплекция была полной противоположностью мистеру Питману.
