На громадном «Ил-86» мы должны были добраться до Хабаровска, там пересесть на «Ан-2», отбывающий в Южно-Сахалинск, а уж оттуда на вертолетах — до Курильска. Так бы оно и вышло, но вот угораздило меня, единственного из всей группы, в ресторане хабаровского аэропорта угоститься шашлыком из говядины. Очень уж после восьми с лишним часов лету захотелось мяса. В общем, не знаю, что там была за говядина, но на острова группа отбыла без меня. Я с диагнозом «острое пищевое отравление» отбыл в горбольницу славного града Южно-Сахалинска.
Первую неделю было мне даже не то чтобы хреново, а так скажем, вообще кранты. Чуть не помер. Затем меня перевели из реанимации на отделение интенсивной терапии, и к вечеру я, зеленый, небритый, тощий как скелет, но все-таки живой, встал с койки и даже доковылял до вестибюля. Там стоял телевизор и народ в пижамах, затаив дыхание, смотрел хороший американский детектив, ни с того ни с сего вдруг запущенный по Первому общесоюзному каналу.
А надо сказать, что сахалинское телевидение — штука особая, нигде больше мною не виданная. Из Москвы через спутник вещает на эти отдаленные земли родное московское «Останкино». Однако вещает оно плохо, с малой мощностью, и расположенные неподалеку могучие японские телевышки постоянно забивают хилое российское телевидение. Смотришь, скажем, программу «Время», вдруг — щелк! — и на экране появляется лицо японского диктора. Или не лицо даже, а вообще что-нибудь вроде передачи из цикла «Полезные советы: учимся делать харакири в домашних условиях». И как ни крути ручку настройки, все равно не поможет.
Вот и в тот вечер: удобное кресло, классный фильм, перспектива загреметь в морг откладывается на неопределенные сроки. Много ли нужно для счастья? Фильм был действительно классный. С дюжиной зверски изнасилованных негритянок, стрельбой, мордобоем, погонями и зверюгой-эфбээровцем, идущим по следу насильника. Однако стоило мне как следует разомлеть от удовольствия, как начались проблемы. Телевизор, исправно транслировавший детектив, вдруг неожиданно зашипел, пару раз хрюкнул, звук из «Останкино» пропал, и ящик забубнил по-японски.
На экране герой открывал рот и сообщал комиссии ФБР разгадку преступления, а вместо этого все мы, больные и увечные, слышали только японоязычный лепет.
— Вот бляха-муха, — наконец произнес здоровенный мужик, которому в больнице вырезали аппендикс. — Кто же все-таки их оттрахал-то, а?
К чему мне вспомнилась та давняя история? А к тому, что все повторялось. И тогда, и сейчас, дождавшись вроде бы конца детектива, разгадки тайны я так и не узнал. Финальная речь с разоблачением прозвучала, но — на неизвестном мне языке. Разница лишь в том, что детектив нынешний имел место не в телевизоре, а в реальной жизни. И судя по всему, я играл в нем одну из главных ролей.
Я с тоской посмотрел на забрызганное дождем окно. Несмотря на непрезентабельную физиономию, я все же решил поехать в Лениздат, шмыгнул незамеченным в свой кабинет и теперь сидел, курил и тупо разглядывал лежащие передо мной листки. Те самые, из конверта. Ни единой мысли относительно того, на кой хрен эти листки могли хоть кому-нибудь понадобиться, у меня так и не появилось.
Всего в конверте их было девять. Восемь одинаковых, выдранных, скорее всего, из стародавней, тридцатых годов, амбарной книги, и девятый — плотный, совсем старинный, аж почерневший от времени.
Первые восемь были разлинованы в крупную линейку, пронумерованы и озаглавлены «Опись предметов этнографической коллекции В. С. Кострюкова. Тибетская экспедиция АН СССР 1928–1932 годов». Всего — 312 предметов, сплошь какие-то «маски шаманские, 3 шт.», «обувь скорохода, XIX век» и «серьги свадебные женщин народности съинг». Последний же листок с обтрепанными краями был исписан какими-то странными письменами. Может, иероглифами, а может, просто узорами. И из-за всего этого фуфла кто-то не поленился и всадил пулю в неплохого парня, моего несостоявшегося собутыльника, бизнесмена Ли? Нет, не понимаю…
Я с отвращением закурил новую сигарету, а докуренную до фильтра, старую от отчаяния бросил прямо на пол. Перед глазами стоял бритоголовый Дима с пунцовым от ярости лицом. «Не отдашь бумагу — живым отсюда не выйдешь!..» Либо я чего-то не понимаю, либо нынешние бандиты посходили с ума и решили отбить кусок хлеба у Академии наук. Он что, этот Дима, диссертацию по востоковедению решил защитить? На кой хрен ему все это добро? Непонятно. И еще более непонятно, почему китаец, зная, что вот сейчас его начнут убивать, рванул через весь клуб, лишь бы обезопасить эти бумажки? Ни малейшей логики в этом не наблюдалось. Наблюдался сплошной идиотизм.
