Черчилль: в кругу друзей и врагов - страница 17

Шрифт
Интервал

стр.

. Читая эти строки, как и другие, о том, что критическое положение не требовало для объяснения ситуации «языковых изысков, красноречия и аргументов», невольно вспоминаются слова коллеги Черчилля Джона Морли (1838–1923), которые тот часто любил повторять: «В выступлении задействованы три составляющие: кто говорит, как говорит и что говорит, причем последнее значит меньше всего»[113].

Но управление эмоциями лишь одна сторона ораторского искусства. В большинстве случаев умения держаться на публике недостаточно – важную роль играет и красноречие. Клемансо прекрасно владел словом, чем заслужил дополнительное уважение Черчилля. Анализируя поступки французского премьера, Черчилль не мог не перекладывать историю Клемансо на собственную жизнь 1930-х годов, когда после отставки с поста министра финансов его впереди ожидало десятилетие политических разочарований и тяжело переносимого безвластия. Поистине автобиографичными выглядят следующие строки, которыми Черчилль описывает жизнь Тигра в аналогичный период: «Исключенный из парламента, он потерял трибуну для обращения к стране. Ничего страшного. У него было другое оружие: перо. Он писал, чтобы есть и пить, защищая свою жизнь и честь. И то, что он писал, читалось повсеместно. Та к он выжил. И не просто выжил, а восстановил позиции; не просто восстановил позиции, но повел наступление; не просто повел наступление, а добился победы»[114].

Фактически, в этом небольшом фрагменте Черчилль описал и предсказал свою судьбу в 1930-х и 1940-х годах. Предсказал он и другое. Возведенный на вершину власти, чтобы спасти отечество, Клемансо, этот «суровый, властный человек с мировым авторитетом», был отправлен в отставку после того, как победа была одержана[115]. Аналогичная судьба постигнет и самого Черчилля в 1945 году. А пока, за пятнадцать лет до своей отставки, он напишет, что «Франция оказалась неблагодарной на взгляд иностранца, отшвырнув Клемансо в сторону». «Президентом был назначен другой человек, милый, но посредственный[116], а Тигр отправился домой. Гордый, как Люцифер, он завернул себя в тогу бессмертной славы и огромного уважения»[117]. Черчиллю тоже предстоит пройти через это испытание. Но он не удалится на покой, а в какой уже раз найдет спасение в литературном труде, готовя себе плацдарм для возвращения в большую политику.

Анализируя жизнь Клемансо, Черчилль затронул еще одну особенность пребывания у власти: обвинения в коррупции. Сам Черчилль за всю свою более чем полувековую карьеру не был замешан ни в одном коррупционном скандале, чего нельзя сказать о французских политиках периода 1880–1890-х годов. Это было время, когда, по словам британца, «разрушались и подвергались критике репутации многих членов парламента от различных фракций», когда «каждый падающий тянул за собой других», когда «даже мимолетный контакт с обвиняемым компрометировал общественного деятеля», когда «чума подозрения своим заразным дыханием зацепила» многих, в том числе и Клемансо[118]. Далее Черчилль напишет слова, которые не только продемонстрируют читателю невиновность Тигра, но и выразят точку зрения самого автора относительно этих грязных и дурно пахнущих поступков: «Для цельной и уверенной в себе личности всегда есть одна надежная линия защиты – скромный образ жизни, открытые сведения о доходах и расходах, которые можно предъявить всему миру, и готовность гордо продемонстрировать каждый источник заработка»[119].

Подводя итог взаимоотношениям Клемансо и Черчилля, а также наблюдая за множеством сходств в их личных качествах, образе мышления и судьбах, невольно задаешься вопросом, насколько повлиял французский политик на своего друга и как бы изменилось поведение последнего, не встреть он на своем жизненном пути пример для подражания? Изучение переписки, произведений, текстов выступлений и поступков Черчилля, а также мнений о нем современников позволяет согласиться с точкой зрения профессора П. Элкона, что поведение британского политика на посту премьер-министра в годы Второй мировой войны не претерпело бы значительных изменений. Все те выводы, к которым он пришел, пропуская через себя жизнь Клемансо, находили поддержку в его собственном мировоззрении. Поскольку, как уже было сказано выше, он потому и симпатизировал французскому коллеге, что чувствовал в нем родную душу. «Близость взглядов толкала Черчилля на изучение Клемансо, но не изучение Клемансо рождало эту близость взглядов», – замечает П. Элкон


стр.

Похожие книги