И Бранибор вместе с другими сотниками вслед за князем и воеводой Лютобором каждый день ходят, смотрят, где и насколько стена прибыла, какое окошечко сделали, какую бойницу, прочны ли помосты, хороши ли навесы. На стену лезут, рассуждают, как лучше в случае беды обороняться, хорошо ли видно с башенок, кусты-деревья порубить, что повырастали за год, за которыми не просматривается местность вокруг. Хорошо ли устроены места для огня, места для смолы, места для метательных камней, места для греческого огня! Теперь стараниями Горыныча греческого огня этого — хоть отбавляй. И есть машина-орудие «перевес», которым можно этот огонь в горшках швырять за стену далеко в неприятеля. Большущее орудие, чудно̀е. А огонь греческий, конечно, не из Греции, секретов своих никто не раскрывает. Это тутэшние, свои умельцы долго голову ломали, секретный рецепт составить старались, думали. И додумались! Ингредиенты составные довозили по морю Русскому да по Бугу из Тьмуторакани. Серу, селитру… ещё кой чего. В Берестье с реки перенимали секретно. Правда, сама эта чёрная мазута на воздухе просто так не загорается, по сравнению с настоящим греческим огнём. Это даже хорошо, сгорела бы ненароком. Но ежели поджечь, займается знатно! Некоторые говорили, что надо бы эту мазуту называть по-своему по-особому «беловежским огнём», но другие сказали: «Немного чести. Чтобы что-то доброе было, а так — людей смалить, можно и не задаваться!» — и своим рассуждением перевесили. «Греческий огонь» — пусть и остаётся «греческий».
Намечают воеводы, рисуют на досочке, где надо будет устроить в дальнейшем башни. Какие на башнях лучше орудия поставить. В погреба спускаются считают припасы: сколько можно в осаде продержаться. Сколько воды в глиняных бочках-великанах в землю вкопанных. Родничок бьёт ли, в каменной рубахе заточён, да как незаметно в лес вытекает. Сколько зверины-солонины в холодных складах. Сколько зерна-овса-ячменя-гречи-ржи-пшеницы в сухих закромах. Сколько другого прочего лежит да не портится. А среди прочего — около десяти средней величины дубовых бочёнков. Остановяться. Порох! Постоят. Попыхтят. Хорошо ли, что купили? Должно быть хорошо. А может зря деньги выкинули на ветер? На ладонь опять чёрно-серый порошок из бочёнка насыплют, понюхают, на язык попробуют. Плюнут. Бранибор говорит: «Надо-надо! Баню-то как мы подорвали на испытание!» Горыныч: «Очень хорошо подлетела! Ха-ха! Чтоб наши вороги так подлетали, туды их в печень!» Все тут над этим воспоминанием погыгычут — у мужчин свои игрушки.
Греческий эугѐнер* среди прочих работников имеется. Он строил крепости в Болгарии, в Сербии, в Чехии. Редкий талант. Показывает, как стену лучше укрепить, как камни правильно положить, и очень ладно получается. Сколько-то немало, наверное, князь ему за работу платит. Зовут Поликарпиус, по-нашему — Поликарп. А к нему наш приставлен учиться Волотята, Деречинского зодчего сын. И сам зодчий здесь же, только наезжает — поживёт недельку, поглядит, князю всё расскажет, что понимает, и обратно домой. А Волотята почти безотрывно за эугенером ходит.
Вот и сегодня с утра пораньше, с утренней зарёй вставши, обошли начальники крепостные устроения, твердокаменные укрепления. Через пару часов начнут настраивать торжество завтрашнее. А пока князь Любомир пошёл в конюшни. Горыныч остался с эугенером Поликарпом говорить. Другие сотники — каждый по своим делам. А Бранибор спустился с помостов вместе с Волотятой смотреть, как лучше подстраховать, закрепить подземный ход наружу от крепости. Давно было с князем задумано, но то рук не хватало, то времени. Ход уже достроенный, но крепёж слабоват, каждую весну вода протаивает, просачивается, и земля проседает, осыпается вовнутрь. Места всё равно везде низинные, хоть и на бугре, а может быть сыровато. Надо посмотреть, что лучше сделать.
Тут в Северные ворота заезжает Святояр с друзьями. Ехали всю ночь по Волковысской дороге. Привал устраивали, как раз к утру добрались. И прямиком к брату-сотнику. Соскочил с коня и бегом, стрункой вытянулся перед братом. Так и так, говорит, были в Городно, всё посмотрели, всё записали. Друзья Святояра смирно стояли позади, сочувствуя Святояру. Бранибор хоть и брат ему, а ничего не пропустит, облегчения, поблажки не даст, скорее, нагрузит даже больше, чем других.
