Святояр сощурился: немец, закованный в тяжёлую броню, пустил в разбег своего мощного жеребца. У жеребца намордник с рогом, вроде это и не конь, а сказочный зверь единорог, символ верности, чести и силы. А на шлеме у немца — крылышки стальные, вроде бы сам он — ангел карающий, со сверкающим копьём — возвышенный рыцарь… рожа его поганая!
Святояр пустил коня. Щит крепко на левой руке. Нет, не выдержит щит прямого таранного удара, не для того он делан. Тут и сказочке конец. Только увернуться. Только скрутиться, уйти с линии удара. А гордость — она только мёртвому очень к лицу.
Стремительно сближаясь, всадники каждый по-своему представлял поединок. А победит-то один, который представил лучше.
В последний момент сближения крестоносец выбросил массивную руку с копьём, больше напоминавшим тонкое бревно, в живот качнувшемуся вперёд беловежцу. Должен был вышибить ему кишки с дерьмом и сломать хребет. «С такой ли бронёй выходить навстречу тяжёлому рыцарю, слабоумный! Конечно, вертлявости у них много…»
Святояр, и не пытаясь бить немца копьём, упал за шею своего коня справа, прикрывая щитом наклонно пах и левое бедро. Удар! Страшный, но не «в лоб», а скользом в щит поверх бедра, а то бы и кость сломал. Иь проскакал дальше, развернуться для разгона. Копьё приподнял горделиво. «И кто из-нас дурачёк?!» Развернулся. Пустил коня, целясь копьём с правой руки. «Добивайт славяниш швайн!»
Славянин стройный, пружинистый, молодой с копьём в обеих руках стоял на ногах цепко, смотрел зорко, соображал моментально. Попытался достать немца копьём с земли, но едва сам увернулся. Немец снова пролетел страшной горой, развернулся, снова поскакал. Святояр попытался выбить у немца копьё — безполезно.
В третий раз немец развернулся крича: «Berüchtigten wendischen Aas, nicht kämpfen zu können, so zu sterben!!». Что примерно означало: «Не можешь драться, так сдохни, гад!».
Перед близкой уже налетающей горой германского всадника Святояр быстро и прочно упёр копьё древком в землю, остриё направил под углом в грудь коню и прыгнул кубарем опасно вправо от себя, почти под ноги налетающего коня.
Немец не успел ни перенести копьё, ни повернуть, ни остановиться. Его жеребец врубился грудью в копейное жало, оно скользнуло по конскому нагруднику вверх, упёрлось в соседнюю пластину брони. Броня выдержала, и получился страшный удар коню в шею. Копьё с треском разлетелось аж на целых три куска. Коню повезло. И Святояру — тоже. Конь споткнулся, захрипел, ноги его подкосились, а тяжёлый рыцарь увлёк его, ещё стоящего, своим весом в падение. Груда металла грянула оземь.
Оружейные приёмы у Святояра были на шестёрку из пяти — быстрые и не занимающие внимания. Уже с выпростанным мечом и щитом снова на локте он ловкой рысью шёл в стороне. Подождал пока германец, в бешенстве выбиваясь из сил, выбирался из-под живого, но не желавшего подниматься коня, доставал полуторный меч, скрежетал зубами от ненависти.
Немцу не по доспехам бегать в поле, но его распирала злоба. И он быстрым шагом, почти бегом двинулся на проклятого венда. А венд легко так побежал от него… Немец ускорился, почти догнал. «Вжжж!» — свистнул меч, рассекая воздух. А венд уже легко бежал в другом направлении… Немец ускорился, почти догнал. «Вжжжж!». А славянин, отклонив его удар краешком щита, снова бежал в другую сторону.
Шпрехали угрюмо, наблюдавшие за этим немцы. Со стороны виделось им, что рус издевается над Гюнтером. А Михась и Василько, сжавши кулаки и зубы, терпели, глядя, какие страшные замахи и удары делает немец, а их друг совсем лёгкий рядом с немцем только и может, что бегать.
Так продолжалось некоторое время, пока ослеплённый яростью рыцарь Гюнтер не почувствовал, что сам весь уже и взмок, и устал. И его посетила мысль, что презренный противник бегает, вероятно, не от простой трусости, а ещё и от наглой хитрости, и его доблестного рыцаря тем самым изматывает… Он встал и заорал: «Comm hir! Бейся как муж!»
Славянин как бы не слышал.
Набрав воздуха, рыцарь заорал сильнее: «Comm zu mir! Песья кров, быдло славяниш идти сюда, я тебе отрезайт…!!». Славянин, если и слышал, не подал вида, шёл себе пружинисто вокруг него, даже и глядел куда-то в землю. Немец разразился новой бранью, где пообещал стать ближайшим родственником всем по очереди предкам славянина. Тот остановился, так же глядя в землю, и потихоньку закивал головой.