— Перестань думать, — шепнул он, предпринимая еще одну попытку. А он настойчивый.
Мозг пытался напомнить мне, что я целую парня, который разрушил не только мою жизнь, а и жизнь моей лучшей подруги, но впервые в жизни я приказала ему заткнуться.
Мои руки нерешительно скользнули ему на шею и зарылись в волосы. Я приоткрыла губы, и в ответ он стал целовать меня еще смелее, сильнее, быстрее.
Оказалось, это так легко, открыть рот и впустить его внутрь. Поначалу он медлил, прежде чем скользнуть своим языком мне в рот. Я пробовала делать такое с Кларком, но у нас это всегда получалось неловко и как-то неприятно, мне казалось, что я утону в слюнях.
Но это... Его вкус напоминал свежие листья, дождь и жвачку со вкусом корицы.
Мое тело пело, и я хотела, чтобы это никогда не прекращалось. Его руки бережно обхватили мое лицо, погладили волосы и, наконец, скользнули вокруг шеи, притягивая меня еще ближе, пока я не прижалась всем телом к колючей шерсти его пальто.
Мы разорвали поцелуй и на миг замерли, дыша в унисон.
— Вау, — сказал он, убирая волосы с моего лица. Ветер разметал их в стороны. Надо же, а я вообще не заметила, что на улице ветер. Я вся была охвачена пламенем, от кончиков пальцев до корней волос.
— Ого.
Я продолжала держаться за его плечи и смотреть на него. Находясь так близко, я поняла, что его глаза не были просто темными. Нет, они были синими, зелеными, карими и черными или какими там еще могут быть глаза. Словно картина Моне, которая издали кажется одного цвета, но если подойти ближе, можно разглядеть все мелкие нюансы.
— Я так давно хотел это сделать, — сказал он.
— А я нет.
— Боже, за что я тебя люблю, так это за исключительную честность.
Стоп, люблю? Он только что сказал «люблю»? Стоп, стоп, стоп. Остановите карусель.
Я отстранилась от него, и на меня тут же обрушилась реальность. Я прижала руку ко рту.
— Ох, черт.
— Что такое?
— Я поцеловала тебя.
— Ну, технически, это я тебя поцеловал, а ты мне позволила это сделать.
О, нет, это было нечто большее. Если бы я просто разрешила себя поцеловать, то стояла бы спокойно. А не отвечала на поцелуй с такой страстью, будто занималась этим всю жизнь, а не один-единственный раз с ним.
— Этого не было.
Он отступил на шаг назад и отпустил мое лицо. Лишившись тепла его кожи, я начала дрожать.
— Если ты так хочешь, хорошо.
Я кивнула.
— Ничего не было. Это не могло произойти. Пожалуйста, я просто...
— Все в порядке, Шарлотта. Ты не должна мне ничего объяснять. Мне не следовало делать это. Но я не жалею, — он облизал губы, словно пытаясь вспомнить мой вкус.
— Тогда почему ты это сделал?
— Я просто перестал думать, и все произошло само собой.
Я тоже.
Зан
— И что теперь будет? — спросила она по дороге в общежитие. Я все проигрывал в памяти тот момент, когда поцеловал ее и узнал, что ее губы такие сладкие и мягкие, как я себе всегда представлял. Нет, не такие. Намного лучше, чем я представлял. Целовать Шарлотту было круче, чем трахать любую из девчонок, которые когда-либо попадали в мою постель. Мне придется быть осторожным, чтобы не показать ей, как сильно мне понравился этот поцелуй.
— А чего хочешь ты? — сказал я.
— Между нами ничего не может быть. Это просто невозможно, — она показала на себя и меня. — Я сейчас эмоционально нестабильна и не могу мыслить трезво, поэтому все это ничего не значит. Если бы ты был кем-то другим...
Она даже не догадывалась, как часто я хотел оказаться кем-нибудь другим.
— Я понимаю.
Она прижала пальцы к губам, и я облизал свои, почувствовав ее вкус, сохранившийся на них.
— Но ты хоть можешь сказать мне одну вещь?
— Что именно?
— Почему ты плакала?
Она медленно выдохнула.
— Лекси. С Лекси что-то случилось.
— Что?
Она обхватила себя руками. Могла бы и сказать, что замерзла.
— Не думаю, что стоит говорить об этом с тобой.
Мы были уже почти у дверей общежития и снова время, проведенное с ней, показалось мне слишком коротким.
— Ты можешь говорить со мной о чем угодно, Шарлотта, — сказал я, мечтая, чтобы так оно и было.
— Нет, не могу, и поэтому у нас ничего не может быть.
Мое сердце вздрогнуло, когда она сказала «нас».