А когда он пришел в себя вновь, пять-десять минут тому назад, он заново пережил свое детство в Девоне и, как он сказал себе с неожиданным приливом чувства, оказался меж двух огней: коварной, но грубой плотью и целеустремленным и храбрым духом.
Это нельзя было почувствовать за несколько минут, и он с искренней обидой обвинил ее:
— Ты меня здесь держала?
— Держала вас? — сказала она. — Что вы хотите этим сказать?
Внезапно шаги, которые были едва слышны, отчетливо зазвучали по камням.
Мозг Эндрю, в путанице неопределенных мыслей, пронзила вспышка страха, и он почти бегом пересек комнату к двери, в которую вошел прошлой ночью. Его охватило чувство безграничного отчаяния — неужели ему никогда не обрести покой, — и он неосознанно заскулил, как кролик, попавший в силок.
Натуральность этого звука показала девушке, до какой степени он напуган.
— Стойте, не туда! — крикнула она ему. Он замешкался, держась рукой за щеколду. Девушка водила кончиками пальцев по щеке. — Это всего-навсего женщина, которая здесь прибирает, — сказала она.
— Я не должен с ней встречаться, — прошептал Эндрю, боясь, что их голоса услышат на тропинке за дверью.
— Если вы выйдете в эту дверь, — сказала девушка, — вы с ней встретитесь. Сейчас она пойдет от колодца к дому. Лучше возвращайтесь туда, где вы спали. — И затем, пока он пересекал комнату: — Нет, не надо. — Румянец медленно разливался у нее от шеи по лицу.
— А теперь в чем дело? — сердито спросил он.
— Если она обнаружит, что вы прячетесь, она подумает…
— Господи, ты еще и добропорядочная, — сказал он с изумлением и обидой. Как будто земное лукавство покойного коснулось спокойного духа, сторожившего его.
Желтый солнечный луч, чистый и холодный с мороза, ворвался в комнату через окно и упал ей на лицо, противореча унылому здравому смыслу его слов.
— Нет, но вам нельзя, — сказала она, — вам не грозит никакая опасность.
Он вплотную подошел к ней, взял ее за руки у локтя и крепко притянул к себе.
— Послушай меня, — сказал он. — Мне грозит опасность. Я скорее убью эту старуху, кто бы она ни была, чем допущу, чтобы обо мне стало известно в Шорхэме. Я, видишь ли, трус, и мне легче убить ее, чем человека, который гонится за мной. Теперь ты меня спрячешь?
Он опустил руки, и она отодвинулась от него.
— Должен быть какой-нибудь еще выход, — сказала она. И вдруг она заговорила быстро: — Вы мой брат, улавливаете? Вы приехали на прошлой неделе, прослышав, что он умирает, потому что не хотели, чтобы я оставалась одна. — Она слегка скривилась, как будто это пришлось ей не по вкусу.
Звук воды, выплеснувшейся из переполненного ведра, прервал ее. Шаги зазвучали почти у самого порога.
— Вам придется сочинять, — сказала она. — Что еще? Я, должно быть, забыла…
— Как тебя звать? Твое имя? — быстро прошептал Эндрю, когда, пронзительно скрипнув, поднялась дверная щеколда.
— Элизабет, — сказала она, — Элизабет.
Дверь открылась, и показалось нелепым после паники, вызванной шагами, увидеть всего-навсего старуху с ведром воды, которая — шлеп-шлеп — плескалась через край на пол.
Это была маленькая, полная старушка, которая производила впечатление чего-то туго застегнутого на великое множество пуговиц, разбежавшихся со своих обычных мест и выглядывавших из щелей и боковых складок ее пышного платья. У нее были маленькие глазки и бесцветные, почти незаметные брови. Волосы были частью седые, частью серые, но между ними попадались отдельные прядки цвета светлой меди, которые казались слишком легкомысленными на старой голове. Когда она увидела Эндрю рядом с девушкой, она поставила ведро на пол и, чтобы присвистнуть, так стянула губы, что рот превратился в еще одно пополнение к ее коллекции пуговиц. Она так и не свистнула, но деликатно замешкалась по этому поводу, а в ее глазах удивление сменилось вопросом и наконец тайным изумлением.
Под ее откровенным, изумленным взглядом Эндрю ерзал и томительно ждал, пока заговорит его партнерша.
Наконец, не дождавшись приглашения, старуха вошла. Ее взгляд, вобрав в себя этих двоих, больше не выражал интереса. Она поставила ведро на каменный пол и начала его тереть старой и очень грязной тряпкой. Она вымыла совсем небольшой кусок, когда обнаружила, что надо отодвинуть стол, на котором стоял гроб, что она и сделала с полным и удивительным для Эндрю безразличием. Она увидела все, что хотела, и теперь ее мысли были заняты увиденным. Она внезапно хихикнула и поспешно заплескала водой в ведре и закашлялась, чтобы скрыть этот звук.
