— Мы говорим об узнике крепости Пиньероль, а затем Бастилии.
— Узник? Зачем же узнику одевать маску? Он и без того заключен в четыре стены. Пусть уж смотрит на них как есть. К чему эти излишества?
— Но при переезде из одной тюрьмы в другую…
— На это есть закрытые кареты!
— Но во время остановок для смены лошадей? Для того, чтобы пообедать в трактире, наконец?
— Господа, вы утомляете меня незначительными подробностями! Это дело тюремщика — заботиться о том, чтобы узник не сбежал.
— А чтобы люди не узнали его лица? Чтобы он не перемолвился знаками или записками с другими людьми?
— Повторяю, это — забота тюремщика. Мне нет дела до того, как содержатся узники при переводе их из одной тюрьмы в другую. Полагаю, что точно так же, как и во время их ареста. Их следует сажать в закрытую карету или носилки, если это в столице, и доставлять, куда следует.
— Но разве вы не велели принимать дополнительные меры для того, чтобы узник не мог общаться, чтобы он не был узнан? Разве этой мерой не был приказ о том, чтобы на узника была надета маска?
— Основная мера того, чтобы узник не сбежал, состоит в том, чтобы его доставкой занимался стражник. Если стражник окажется ротозеем, его накажут. Если преступник важный, то стражник, допустивший оплошность, рискует занять место беглеца, и даже хуже того. Этих мер, я полагаю, достаточно для того, чтобы король не терял время на придумывание каких-либо дополнительных мер, не так ли?
— Но, ваше величество…
— Мне нечего добавить. Вы и так меня слишком утомили.
— Извините, Ваше величество…
— Прощайте, господа.
— Господин д'Артаньян!
— К вашим услугам, господа!
— Какая удача! Вы, наверняка, раскроете нам секрет.
— Всё, что представляет хоть малейший интерес, я описал в моих мемуарах. Каковы они, господа? Вы ознакомились? Я полагаю, что я потрудился не зря?
— Конечно, ваши мемуары… Да… Господин Дюма…
— Какой ещё Дюма?
— Благодаря нему вас знают во всем мире.
— Благодаря нему?
— Он пересказал…
— Разве мои мемуары были написаны для того, чтобы их пересказывать? Неужели они недостаточно хороши? Господа, я писал везде только чистую правду, и скажу по совести, коли я чего не знал, то и не писал об этом!
— Поверьте, ваша слава нисколько не пострадала, а даже и напротив.
— Это ещё неизвестно, что за славу он мне создал. Надо будет почитать как-нибудь на досуге. Как вы говорите, это называется?
— «Три мушкетера» Александра Дюма.
— Три мушкетера? А я-то при чем? Кто такие эти трое?
— Атос, Портос, Арамис.
— А, эти братья. Славные ребята. Но почему именно они? Что он, собственно, нашел в них, чтобы выносить их в название книги? Взять вот так мемуары мессира д'Артаньяна и написать книгу о трёх мушкетерах — это вы называете «ратовать о моей славе»?
— Господин д'Артаньян, это всё не так, поверьте. Но нас всё же интересует Человек в Железной Маске.
— В железной маске? Век такого не видывал! Железную маску носить — так через несколько дней и лица не останется! А коли не останется лица, то и маска ни к чему.
— Положим, маска была не железная, а шелковая.
— Так что же вы меня путаете? Шелковая, говорите? Это вроде тех, что носят на маскараде? Ну, так и что же с этой маской?
— Какой-то таинственный узник носил эту маску.
— Да что вы говорите? Узник? Хм… Довольно странно. Зачем же узнику маска? Он ведь в четырёх стенах, его и тюремщик-то не видит почти. Да и какая разница тюремщику, как выглядит узник? Он бы и папу римского не выпустил из тюрьмы, коли бы не было на то приказа, уж поверьте мне, да и насколько мне известно, папа маску не носит.
— Но речь идёт, возможно, о брате короля.
— Месье принц никогда не был ни в какой тюрьме, это вы, господа, что говориться, перегибаете палку!
— Тайны брат короля!
— Тайная супруга — это я ещё понимаю, а тайный брат… Господа, вам следовало бы показаться доктору.
— Господин д'Артаньян, и всё же… Вам не известно случаев, когда заключенный бы содержался в маске?
— Решительно нет!
— А при переезде из одной тюрьмы в другую?
— Бред!
— Как же так… ведь были же свидетели.
— Постойте-ка. При выезде, вы говорите? При выходе из тюрьмы?
— Да.
