– Итак, мы в Лондоне, в столице старой доброй Англии.
– И старой и очень доброй, – иронически заметил Сергей.
– Мы знаем, что Англия не произошла от ангелов, – улыбнувшись Сергею, ответил тоном старшего тучный архитектор, одетый в зеленый габардиновый макинтош, с широкими и длинными рукавами, из-под которых наполовину высовывались пальцы, державшие русско-английский словарь.
Сергей замолчал, а делегаты, не отрываясь от окон, перебивая друг друга, задавали вопросы едва успевавшим отвечать переводчикам. Их интересовало все: и проплывавшие мимо одинаковые коттеджи, и деревья, окаймлявшие широкую, ведущую к центру дорогу, и сколько в Лондоне автомобилей, и почему одни автобусы красные и двухэтажные, а другие зеленые и одноэтажные. Не проехав и двух миль, они делали записи в блокнотах, и на их лицах появилось выражение той скрытой радости, которую можно бы высказать так:
– Ага, я это знаю теперь, и очень хорошо, что я узнал то, чего другие еще не знают.
Сергей понимал, что этим людям очень хочется как можно быстрей, быть может уже завтра, все увидеть и все понять. Не в первый раз он встречал делегации и не осуждал их торопливость. Странно, что молодой журналист вел себя иначе. Он не делал записей и только изредка наклонялся к Сергею и шепотом спрашивал:
– Как называют здесь полицейских, «боби» или «сэр»?
– Нет, – тоже тихо отвечал Сергей, – чаще всего к ним обращаются просто «полисмен» или «офисэр».
– Даже если это рядовой полицейский? Интересно, офи – сэр. Официальный сэр, – с улыбкой разложил слово Геннадий. – А что за нашивки у них на рукаве? И почему нет ни дубинки, ни кабуры пистолета?
– Полисмены на улицах не носят оружия, – объяснял Сергей, – и дубинок у них нет, а нашивка, вернее повязка на рукаве, означает, что в данный момент он на посту.
– Так сказать, облечен непререкаемой властью, – рассудил Геннадий. – Это мне нравится. Значит, сила его не в оружии, а в признании обществом власти.
Сергей промолчал. У него было свое представление об английском обществе и силе власти в этой стране.
Чем ближе к центру, тем больше появлялось автомобилей – тяжелых грузовых «лори», шустрых малолитражек, высоких крытых фургонов. Геннадий спросил:
– Не гладкий, шершавый асфальт. Вероятно, чтобы не было скользко? Здесь ведь всегда сыро, да?
– Верно, – ответил Сергей и подумал: «Неплохой глаз у этого парня».
– Маленькие садики возле домов очень распространены? – снова спросил Геннадий.
– Очень, – ответил Сергей. – Каждый англичанин любит похвалиться своим «гарденом» – садом, если так можно назвать два куста и одно дерево. Вам, мозырянину, небось, смешно это…
– Вовсе нет, – быстро и громко возразил Геннадий, – если у каждого дома, как вы говорите, два куста и дерево, а улица насчитывает, допустим, триста домов, то это уже кое-что. Не так уж плохо для большого дымного города. Правда, товарищи?!
Архитекторы согласились. Завязался спор, планируются ли в Лондоне зеленые насаждения или возникают стихийно? Кому принадлежат многочисленные парки и как за ними ухаживают?..
Все оживились, въезжая в район Кенсингтона. Солнце освещало его зеленые скверы, блестело на витринах богатых магазинов. Видно, не ошиблись утром женщины: «найс ведер» сегодня!
Сергей с интересом наблюдал за молодым журналистом.
Он еще не мог решить, что за человек перед ним? Одежда Геннадия мало чем отличалась от одежды других делегатов: тот же зеленый габардиновый макинтош, такая же шляпа, разве что серо-стального цвета костюм да расшитая белорусским узором сорочка… Нет, выделяло его другое. Живые, веселые глаза светились покоряющей откровенностью, сразу располагающей к себе собеседника. Курносый нос, пухлые, по-детски очерченные губы и завидный румянец позволяли думать, что перед вами крестьянский хлопец, не успевший еще растратить на городские соблазны ни силы здоровой юности, ни простоты добродушия. Только большой, с залысинами, лоб да неожиданно строгий бросок вдруг потемневших глаз на миг приоткрывали другой, внутренний мир, о котором хотелось знать многое.
«Надо будет набросать его портрет, – подумал Сергей. – Типичный белорус». И спросил:
