Человек в проходном дворе - страница 76

В кафе, ожидая заказа, я листал книгу. Меня всегда поражало в “Сергии” то место, когда бывшему блестящему красавцу офицеру, а теперь нищему лысому старику, проезжие подают милостыню. Они говорят между собой по-французски — о нем, он все понимает, а делает самое простое: берет двадцать копеек. Всю жизнь он боролся со своей гордыней. Всю жизнь обманывал себя. А теперь не только все понял рассудком, но и стал другим: ясным и кротким человеком. “А Войтин тоже горд, — почему-то подумал я. — Очень горд…”

Вернувшись в гостиницу, я поднялся на второй этаж. Сегодня дежурила Быстрицкая. Она слегка смутилась, увидев меня.

— Раечка, привет! — сказал я, устраиваясь на диванчике рядом с ее столом. — Я вам подарок принес.

— Мне? Ой, спасибо! А какой?

— Вот. — Я протянул ей Толстого.

— Спасибо большое, — сказала она не особенно уверенно.

— Сейчас что! Скажете, когда прочтете.

— Прочту обязательно. Как ваши успехи, товарищ детектив.

Хм!

— Насчет Ищенко-то? — переспросил я.

— Да.

— Обдумал ваше сообщение, товарищ Рая Быстрицкая.

— И?

— Ничего не могу понять.

— Может, тот его из-за долга убил?

— Может быть. А с Семеном вам надо быть честной. Он, мне кажется, всерьез любит вас.

— Да? — сказала она и поправила прядку на лбу.

— Да.

— Но он такой ску-учный. Сидит и молчит все время.

— Эх, Раечка! — сказал я. — Погубят вас трепачи.

— Не погубят. Я хитрая.

Сегодня она была совсем в другом настроении, чем вечером. Ох, женщины, женщины!

— Дай-то бог!

— Вы сейчас на Ищенко очень похоже сказали. Между прочим, он, по-моему, в бога верил.

— С чего вы взяли? — спросил я. Для следствия уже не имело значения: верил Ищенко в бога или нет. Но мне было просто по-человечески любопытно.

— Когда он спешил на то свидание, мы проходили мимо церкви. У нас тут только одна православная, остальные для католиков… Так он. на нее перекрестился

— Напрасно, — сказал я. — Наукой доказано, что бога нет. Есть мы — люди…

Когда я поднялся в номер, Войтина я уже не застал. Он ушел.

Было двадцать минут одиннадцатого, когда я вышел из гостиницы “Пордус”. Небо над черепичными крышами побелело от жары. Ни малейшего дуновения ветерка не чувствовалось на бульваре. Город вымер.

Совсем недавно, в такой же вот светлый и жаркий день, по времени приблизительно через полчаса, был убит Тарас Михайлович Ищенко. Сегодня через час его убийца будет сидеть напротив следователя по другую сторону стола и отвечать на положенные вопросы: “Ваша фамилия? Имя? Отчество? Год рождения?..” И он будет просить разрешения закурить. Или он не курит? “Курит”, — вспомнил я.

Идти на задержание мне было совсем не обязательно: ребята Валдманиса отлично справились бы без меня. Но это был логический конец моей работы здесь, и мне было приятно самому поставить точку.

На первый взгляд казалось, что возле горотдела никого нет. Но в скверике напротив подъезда сидели несколько человек. Среди них я узнал Виленкина и младшего лейтенанта Красухина. Когда я подошел, все не торопясь двинулись по переулку. От подъезда отделился Валдманис и на ходу пристроился ко мне.

— Порядок? — спросил я, глядя перед собой.

— Да. За ним следует машина радзутского горотдела. Передадут нам с рук на руки.

— Не опаздываем?

— Нет, нормально… Буш сделал заявление, что анонимное письмо написал он.

— А где второй экземпляр?

— У него.

Я покрутил головой.

— Человек типа “а вдруг?”, — пояснил Валдманис. — Потому так вел себя на допросе.

— А почему он решил, что убийца Суркин?

— Тот был взволнован, когда увидел Ищенко в гостях у Буша. Странно вел себя. Утром расспрашивал Буша об Ищенко. Потом “протек” на Буша. Он не сразу вернулся домой в тот злополучный день, Буш столкнулся с ним у крыльца. “Где пропадали?” Суркин растерялся, сказал, что только что вышел из дому. Но Буш же к нему стучался… Потом Буш узнал на допросе, когда Ищенко был убит, и сразу подумал о Суркиие.

— Почему сам не пришел?

— Говорит: “Береженого бог бережет. Таскали бы потом на допросы…”

— Клавдия Ищенко, конечно, об анонимке не знала?

— Нет. А про кастет он не подозревал. Совпадение.

— Ясненько, — сказал я.

Мы свернули в переулок. Мы оба были напряжены и вздрогнули, когда на башне тевтонского замка часы пробили без четверти. Потом взглянули друг на друга.