— Раечка, станцуем? Вы разрешите, Семен?
Сначала мы топтались с краю, а потом протиснулись в середину толпы.
— С кем это вы сидите? — полюбопытствовала Быстрицкая.
— Некто Буш, Генрих Осипович. Нравится?
— Ха, он старый! А потом я его видела: он к Ищенко приходил… Вы хорошо ведете.
— Спасибо.
— Нет, я серьезно.
Чувствовалось, что она выпила. Еще до прихода в ресторан, потому что появились они совсем недавно. И поэтому я решился.
— Раечка, я изнываю от безделья. Я заполняю всякие анкеты, пишу заявления. Я жду выхода в море. Я обязательно добьюсь своего. Но мне нужно запастись терпением. Сейчас я лежу утром в кровати до одиннадцати. Потом болтаюсь по городу. Мне скучно. Мне не дает покоя загадка: кто убил Ищенко? Почему? Я живу на его месте — случайное совпадение. Я хочу распутать это дело. Давайте вместе, а? Раечка!.. — Я шел напролом.
— При чем тут я? — слабо возразила она.
— Рая, вы мне верите?
Она посмотрела на меня долгим, значительным взглядом и опустила ресницы. Она выпила слишком много Она, по-моему, даже не все понимала, что я говорил.
— Верю.
“Охо-хо”, — подумал я.
— Я не про то, Рая… Вы что-то знаете. Расскажите мне. Моряк, который живет в моем номере, сказал, что Ищенко накануне смерти что-то писал. Потом порвал записку и выбросил. Мне кажется, что его кто-то преследовал. Он боялся, понимаете? Он хотел сообщить куда следует, и… тут его стукнули.
Танец кончился. Эх, как не вовремя! Может, вывести ее на улицу? Разговор предстоит серьезный. Нет, нельзя. Перемена обстановки может сбить ей настроение. Мне нельзя давать ей ни секунды передышки. Только вперед!
— Подождите! Сейчас они опять заиграют.
“Только б они не устроили перерыв”, — весь сжался я. Я почти гипнотизировал ее, так мне хотелось, чтобы она сейчас все выложила. Я рисковал многим, но, кажется, все шло нормально.
— Вы не думаете, что Сема будет ревновать? — прищурилась она.
Черт бы ее побрал с ее кокетством!
— Простит. Так чего он боялся, Раечка?
— Не знаю… Он просил меня… — она замолчала. Музыканты снова ударили в литавры. Запела труба.
— Ну же!
— Я тут с одним журналистом из Ленинграда… ну, он поцеловал меня на бульваре. А Ищенко видел. Он и Семена знал, часто болтал с ним, когда тот приходил ко мне на дежурство. Он с ним так добродушно разговаривал! А Сема, он лапоть… И Ищенко пригрозил, что все расскажет Семе, если я не выполню его просьбы. Он был очень подлый человек, а я к Семе хорошо отношусь, больше, правда, как… ну, по-матерински, что ли. А он ревнует ко всем, вы знаете. Я не хотела скандала. Только вы ничего ему не говорите, вы обещаете?
— Обещаю.
— Я даже не знаю, зачем я вам все это рассказываю.
Вокруг толкались танцующие пары, и я наклонялся к самому лицу Быстрицкой. Ее волосы щекотали мне щеку. Она говорила шепотом.
— Просьба была очень странная… Он разыскал меня на пляже и сказал, что ему нужно, чтобы я шла за ним. Почти рядом, но за ним. Он объяснил, что должен встретиться с одним человеком. И чтоб я стояла неподалеку. На виду. А если они пойдут куда-то, то чтобы следовала за ними.
“Неужели все так просто? — подумал я. — И все сейчас выяснится?”
— Как он это объяснил?
— Он сказал, что тот человек должен ему деньги. Крупную сумму. И не хочет отдавать. И что он может затеять драку, а я буду свидетельницей. Мне очень не хотелось идти, но он… Ну, словом, то, что я вам говорила…
“Нет, все совсем не просто, — подумал я. — Ищенко хранил свою тайну как зеницу ока”.
— Что было дальше?
— Мы пошли. Он торопился и поглядывал на часы: наверное, опаздывал. Я еле поспевала за ним. Так мы прошли центр.
— Дальше.
— Дальше все. Около проходного двора меня остановил Сема, он шел по улице навстречу. Он спросил, куда я спешу. Я сказала: “Не твое дело”. Он стал спрашивать, почему у меня такое расстроенное лицо. Я совсем не хотела, чтобы он увязался за мной. Я стала ему грубить, но он не отставал. И я не свернула во двор за Ищенко, потому что думала: он там остановился и поджидает меня… И все.
— Вы стояли с Семеном возле проходного двора?
— Да.
— Кто-нибудь свернул в него после Ищенко?
— Полминуты спустя. Мужчина. “Суркин”, — решил я.
