Человек, создавший Атлантиду - страница 9
— Значит, теперь будут организованы поиски звездного зет-ритма? — спросила Смолина.
Шорин вернулся к столу. Взглянул на Ларису, и в глазах его вдруг сверкнула такая же озорная искорка, какая была раньше в глазах девушки.
— Послушайте, а почему вы сами не догадались вот так проверить? — спросил Шорин и тут же подумал, что это несправедливо: она биолог и мысль, простая для него, Шорина, не так проста и очевидна для нее.
Ему было бы неприятно, если бы она начала оправдываться. Но она промолчала.
— Поиски будут вестись, — сказал Шорин. — И, кроме того… Понимаете, Лариса Павловна, не все зависит от меня, но, видимо, придется подумать о посылке наших сигналов туда, к Мицару.
— Это невозможно, — поспешно сказала Лариса. — Мощность наших установок настолько мала…
— Ничего, — невозмутимо перебил ее Шорин. — Одна очень… как бы это сказать… очень смелая исследовательница научила меря вносить поправку на икс, поправку на то, что будет открыто, изобретено, улучшено, придумано… Я и вношу эту поправку.
Шорин проводил Ларису до дверей кабинета. Потом, когда за дверью затихли шаги, огляделся. Кабинет показался ему большим, чересчур большим.
ЧЕЛОВЕК, СОЗДАВШИЙ АТЛАНТИДУ
Это повесть о путях познания, кстати сказать — прошу простить меня, но почему люди думают, что познание — что-то ужасно скучное?
Карел Чапек
Ветер несет над океаном серые волны туч. Они проходят низко, задевая мачты корабля, сливаются с дымом вулкана и исчезают за горизонтом.
Где-то в стороне — Атлантида. Ее не видно из окна каюты. Но временами доносится раскатистый, неестественно продолжительный гром — это бушует вулкан. Лавовые потоки обрушиваются в океан, и изрезанная молниями завеса пара, дыма, пепла скрывает Атлантиду.
“Иркутск” дважды пытался приблизиться к острову — и оба раза безуспешно. Надо ждать. Извержение закончится, лава застынет, и ветер развеет тучи пепла А пока надо ждать.
Я хожу по каюте и вспоминаю.
Это произошло три месяца назад. Утром из-за горизонта выползло багровое, расплывшееся солнце. Ревзин, стоявший рядом со мной на мостике подводной лодки, сказал: “Солнце красно поутру — моряку не по нутру”… Точная примета. Ураган будет”.
Ураган начался около полудня.
На юге возникла растрепанная тучка, быстро разрослась, затянула лазурь неба черно-багровым покрывалом. Ветер расколол зеркальную поверхность океана, вспучил серо-фиолетовые холмы волн. С глухим, стонущим воем наползал циклон.
“Динго” погрузилась на глубину в полтораста метров. Волнение здесь совсем не ощущалось. Только теперь я поняла, почему Завитаев предпочитает вести основные работы с небольшой и тесной подводной лодки, а не с лайнера “Иркутск”, главной базы экспедиции. Впрочем, нужно иметь крепкие нервы, чтобы работать, не обращая внимания на зловещую тишину, нарушаемую лишь шипением воздуха в трубах, прерывистым гулом двигателей, негромкими и потому особенно напряженными командами.
В шлюзовой камере шла подготовка к спуску двух еще уцелевших роботов-водолазов. Я не сомневалась, что они погибнут, как и шесть предыдущих. Но меня не спрашивали.
Я протиснулась в носовой отсек, заменявший нам кают-компанию. За узким металлическим столом сидел Ревзин. Накануне мы договорились, что я прочитаю ему еще несколько глав из рукописи романа.
Я хорошо знала, что роман этот никогда не будет дописан. После встречи с Завитаевым многое изменилось. Я уже сомневалась в существовании Атлантиды, Завитаев все-таки сумел внушить мне свои идеи. Но дело было не в романе. Просто Ревзин умел слушать. Это большое искусство. Во всяком случае, с точки зрения писателя.
Широкоплечий, грузный, на первый взгляд малоподвижный, Ревзин доставал из просторного кармана комбинезона большой желтый кожаный портсигар, раскладывал на столе листья табака (ему присылали их откуда-то из-под Полтавы), складывал трубочками и не спеша резал своим острым, как бритва, водолазным ножом. При этом он внимательно слушал меня и — я подметила, — когда ему нравилось, отодвигал искрошенный табак, негромко постукивал черенком ножа о стол. Если же, по его мнению, что-то было не так, он откровенно морщил широкое лицо, щурил узкие, с хитринкой глаза, приглаживал редкие, коротко стриженные седые волосы.
