— Нет, — машинально ответил я. — Не знаю. И Леднев… не знает.
Леднев (он вылез из вертолета вслед за мной) хотел что-то сказать, но посмотрел на меня и промолчал.
Получилось чертовски глупо. Я не сразу сообразил, в какое нелепое положение поставил нас мой ответ. Теперь мы могли разговаривать с Закревским только через Елагину. А женщины — даже такие, как Елагина, — не всегда умеют правильно обращаться с требующей лаконизма азбукой Морзе.
Нина долго сигналила, прикрывая рефлектор фонаря варежкой. Закревскому было сообщено, что его очень любят, что мы — Леднев и я — чудесные люди и, к счастью, не знаем азбуки Морзе. И лишь после этого фонарь отмигал короткий вопрос: “Что случилось?”
Мы с Ледневым старательно делали вид, что ничего не понимаем. Не берусь судить о себе, но Леднев выглядел комично… Я пробовал крикнуть — до противоположной стороны было метров полтораста: горное эхо завыло, загрохотало…
А огонек, тусклый огонек пробивался сквозь туман. Закревский ответил подробно, но деловая часть его ответа составляла две фразы, не много добавившие к тому, о чем я уже сам догадывался.
Камнепад отрезал Закревского на маленькой площадке — на балконе, как говорят альпинисты. Сверху над балконом нависало метров семьдесят — восемьдесят гладкой скалы. Снизу была трехсотметровая пропасть.
Положение наше оказалось невеселым. Вызвать спасательную партию, пробраться на западный склон ущелья, снять Закревского — на это могло понадобиться часов десять — пятнадцать. А до темноты оставалось часа три — четыре. Не будь тумана, мы попробовали бы подойти к площадке на вертолете. Но сейчас это было почти безнадежно.
Горы сильны и нелегко отпускают свои жертвы. Я понимал, что ничего сделать нельзя. Только ждать.
По ущелью медленно плыл туман. Иногда он редел, и мы видели крохотную площадку и фигуру человека… Потом снова надвигалась белая пелена, через которую едва пробивался свет фонаря.
— Знаете, — сказала Елагина, — Николай действительно открыл вторую луну. Нет, нет, это не межпланетный корабль… То есть скорее всего — не корабль. Важно другое: вторая луна найдена! Здесь-то уж ошибки нет… У Николая рация погибла при обвале. И часть аппаратуры. Но снимки уцелели. Устинов об этом не знает, нужно ему радировать.
Она пошла с Ледневым к вертолету, а я присел на камень. Мысли путались, сбивались. Я искал путь туда, на западный склон ущелья, не находил и почему-то вновь и вновь думал об открытии Закревского.
…А время шло так быстро, как оно никогда не идет в горах. И туман, проклятый туман, все полз и полз по ущелью.
Елагина вернулась и снова начала сигналить Закревскому. Не знаю, о чем они говорили. Я им не мешал.
До сумерек — а они в горах скоротечны — оставалось два часа. Потом час. За моей спиной ходил Леднев. Четыре шага от камня к обрыву и четыре шага назад. У меня кончились сигареты, за день мы выкурили две пачки.
В половине седьмого Леднев сказал мне:
— Нужно лететь.
Я ничего не ответил. В таком тумане из десяти шансов девять были против нас. Следовало бы вызвать спасательную партию и ждать до утра. Но стоило мне вспомнить о Елагиной, и я прогонял эту мысль прочь.
— Нужно лететь, — настойчиво повторил Леднев. — Склон крутой, понимаю… Подойти впритирочку в тумане… Но выбора-то нет.
Елагина отложила фонарь. Подошла к нам. Тихо спросила:
— Вы хотите лететь туда?
— Да, — ответил Леднев.
— Не нужно! Туман… Вы разобьетесь! Подождите еще… Николай продержится… Он сумеет продержаться…
Она сказала это искренне, однако глаза говорили другое. Признаюсь, я почувствовал зависть, острую зависть. Счастлив тот, о ком в трудную минуту женщина говорит с такими глазами!
Я сказал Ледневу:
— Летим!
А Елагиной приказал остаться. Мы выгрузили палатку, рацию, продовольствие. В случае катастрофы Елагиной пришлось бы ждать спасательную партию.
Леднев рванул кран пневмозапуска, мотор заурчал, прогреваясь на малых оборотах. Потом вертолет плавно пошел вверх.
Западный склон Шагранского ущелья был скрыт густым туманом. Яркий свет фар придавал клубящемуся туману багровый оттенок. Казалось, мы идем сквозь дым гигантского костра. Вертолет повис в воздухе, а затем начал медленно приближаться к скалистой, круто наклонной стене.
