На улице никого не было. Таня стояла не шевелясь. Она забыла про усталость, про все свои неудачи. Звуки поглотили ее.
— Музыку слушаете? — неожиданно раздался над самым ухом голос Алексея.
Таня вздрогнула и обернулась. Рядом с Алексеем стоял Ярцев.
— А вы, оказывается, любительница музыки, — сказал парторг.
— Заслушалась, — виновато призналась Таня. — Любимая вещь.
— В чем же дело? Пошли в дом, там слушать удобнее, — предложил Ярцев.
— Как в дом? — не поняла Таня.
— Очень просто, здесь я живу, — ответил Ярцев и обернулся к Алексею: — Заходи, Соловьев.
Он взял Таню под руку. Она отговаривалась. Сказала, что идет домой, что устала, что только на минутку остановилась послушать и что совсем не собирается беспокоить людей своим появлением. Ярцев не слушал.
— Пошли, пошли!
— Зайдите, Татьяна Григорьевна, — подтолкнул под локоть Алексей. — Домой вместе пойдем. Мирон Кондратьевич у нас человек простой.
Они поднялись на крыльцо. Навстречу вышла женщина средних лет в темном платье. Густые, очень светлые и гладко причесанные волосы придавали ее лицу приятную, располагающую простоту.
— Знакомьтесь, — Лиза, моя жена, — сказал Ярцев. — Вот мастера нашего затащил музыку слушать. — Он представил Таню.
Лиза пожала Танину руку.
— Доставай-ка, Елизавета Николаевна, наши любимые пластинки, — сказал Ярцев, подвигая Тане стул: — Усаживайтесь.
— Я думала, у вас на рояле кто-то играет, — призналась она, — так чисто звучит.
— Этой мой секрет, собственное усовершенствование обычной радиолы, — сказал Ярцев, многозначительно поднимая вверх указательный палец. — До смерти люблю фортепианную музыку, хотя сам не смог бы извлечь из рояля ни одного настоящего звука. При распределении талантов мои достались кому-то другому. — Он рассмеялся и, обращаясь к Алексею, сказал: — Вот библиотека, Соловьев, выбирай.
Ярцев подвел Алексея к большой полке с книгами. Алексей вначале разглядывал названия на корешках, потом стал доставать и просматривать книги. Листал. Откладывал те, которые интересовали его. У Ярцева было много редких книг, сохранившихся еще со студенческих лет, и он давно уже обещал показать свою библиотеку Алексею.
В дверях из соседней комнаты показалась мальчишеская взъерошенная головенка.
— Спать сейчас же, шельмец! — пригрозил Ярцев.
Головенка исчезла, стрельнув глазами и озорно улыбнувшись, из чего было ясно, что спать «шельмец» не будет еще очень долго.
Ярцев сел на диван. Лиза достала пластинки и начала перебирать их.
— Интересно, что прежде я был равнодушен к роялю, — сказал Ярцев, обращаясь к Тане, — фортепианная музыка казалась мне скучной. Я никогда не думал, что после она станет для меня самой любимой. В войну это случилось… Лиза, отыщи, пожалуйста, эту…
— А я уже отыскала, — ответила Лиза, не дав мужу досказать. Она повернула к нему пластинку с темно-синим кружком в середине. — Она?
— Ну, ну… Вот послушайте эту вещь, Татьяна Григорьевна, хорошо? Только внимательно послушайте.
Лиза поставила пластинку.
— Этюд Шопена до-минор, — тихо сказала Таня, услышав первые звуки.
Ярцев молча кивнул и откинулся на спинку дивана, Лиза подсела к мужу. Алексей перебирал книги и, казалось, ни на что больше не обращал внимания.
Таня слушала, наклонив голову и положив на колени руки. Алексей случайно задержал взгляд на Танином лице. Оно было окаменевшим и бледным. Какие-то новые черточки появились в нем. Рука Алексея, державшая книгу, замерла. Он стоял не шевелясь, пока не кончилась музыка.
«Хорошая девушка…» — подумал он.
Несколько мгновений в комнате было так тихо, что даже слышался шорох крыльев ночной бабочки, которая билась под абажуром.
— Вот такая же тишина была и тогда в зале, — задумчиво сказал Ярцев и, помолчав, спросил: — Нравится вам эта вещь?
— Очень! — Таня подняла голову.
— У нас с вами вкусы сходятся, — улыбнулась Лиза. — Мы с мужем эту вещь любим больше всего. Когда он был в Германии, уже после войны, мне было очень трудно одной. Детей еще не было. Приду домой с работы, и тоскливо, тревожно так… Вот я поставлю эту пластинку и слушаю, слушаю… А наслушаюсь — полегчает, как будто с ним поговорила.
