— Ты чего? — спросил Степан Розов, впервые увидевший приятеля в странном раздумье.
Боков вначале не ответил, но после, повернувшись на бок, досадливо сплюнул и с непонятной злостью проговорил:
— Здорово пес выводит…
А Илья продолжал играть каждый вечер, и на душе: его становилось от музыки спокойно и радостно. Но однажды пришла к нему еще большая радость. Она взглянула на него синими глазами Любы Паньковой, улыбнулась ему хорошей, задорной ее улыбкой. Проходя по цеху, Люба плечиком невзначай задела Илью. Он обернулся.
— Приходи вечером на речку с баяном к падающей елке, ладно? — сказала Люба и рассмеялась. Она убежала, на ходу подвязывая косынкой рассыпающиеся каштановые волосы.
На берег Илья пришел первым. Он сидел у ствола ели и играл. Незаметно подошла Люба. Илья обернулся и увидел, что она стоит позади него. На мгновение он прервал игру. Люба села рядом. Снова запел баян.
Илья глядел то на Любу, то на дальние сосны на том берегу и играл, играл. Играл все, что умел, и все это было про что-то одно, про очень большое, хорошее и неожиданное. Люба понимала. Когда Илья кончил, она дотронулась до его руки и вдруг, прижавшись щекой к его крепкому плечу, сказала:
— Сыграй еще… — и заглянула в глаза.
Когда они вернулись в поселок, в небе уже проступали звезды.
— Завтра придешь? — спросил Илья.
— Приду, — коротко ответила Люба.
Она пришла и на другой, и на третий, и на четвертый день. Илья почти не говорил с нею. Он только играл, наклонив голову к баяну, словно прислушивался: то ли, что нужно, и так ли, как следует, говорит за него верный друг. А друг старался изо всех сил, и все, что он говорил за Илью, было понятно в общем, но про — одно, самое главное, собранное в одном слове, он ни спросить, ни сказать, конечно, не мог.
А Люба ждала и томилась. Провожая ее в поселок, Илья всякий раз думал: «Завтра обязательно скажу», но на завтра повторялось все то же.
Потом на пути встал Степан Розов, кудрявый парень с маслянистым взглядом и злым красивым лицом. Он носил пиджак нараспашку, выставляя напоказ малиновый в голубую полоску галстук. Портрет его красовался на доске почета, стоявшей на фабричном дворе.
Началось с того, что вечером в бараке, когда Илья сидел на своей койке, к нему с пакостной улыбочкой подплыл подвыпивший Нюрка с гармонью. Сплюнув, он заявил:
— Бросай птаху, парень, не то мы со Степкой «варвару» тебе устроим, понял? — Для убедительности он растянул гармонь и шумно, через все басы, выпустил из нее воздух.
Илья вначале не понял. Он удивленно смотрел на Бокова.
— Чего шары пялишь? — сдабривая вопрос ругательством, спросил Нюрка. — Сказано: за Любкину юбку не цепляйся, закон и точка!
Илья молча встал, взял Бокова рукой за голову и, повернув ее, как заводную головку часов, придавил книзу. Нюрка взвыл и сел на пол под дружный хохот обитателей барака.
На другой день вечером Илья снова достал баян, но едва поднял его, как баян рассыпался на части. Глаза Новикова округлились — он ничего не понимал. Только заглянув в пахнущий сыростью, клеем и какой-то дрянью футляр, он догадался, что это и есть обещанная Нюркой «варвара». На рассвете, когда Илья спал, Боков осторожно выудил из-под койки баян и, окунув в пожарную бочку с застоявшейся водой, аккуратно уложил его на место.
Это было первой неприятностью. За ней начались несчастья. Вечером Люба не пришла на берег. Илья прождал ее до темноты. Утром, увидев Любу в цехе, он подошел к ней, но она отвернулась и ушла, обиженно подняв плечи. Новиков не понимал, что случилось.
Люба стала избегать его. Через несколько дней Илья увидел ее с Розовым перед началом киносеанса возле барака, где обычно приспосабливалась кинопередвижка. Нюрка был здесь же. Увидев Илью, он сказал что-то на ухо Степану. Все трое обернулись, но Люба тотчас отвела взгляд. Новиков начал догадываться, что его в чем-то оговорили перед нею.
Несчастья продолжались. Мстительный Нюрка начал подстраивать Илье пакости. По его милости Новиков часто делал брак на работе. Костылев, переговорив с бывшим директором Гололедовым, прогнал Илью из цеха. Его перевели грузчиком на автомашину. Никакие просьбы Ильи оставить его в цехе не помогли. Он озлобился, работать стал плохо. Как-то он поскандалил с начальником гаража. Его перевели в кочегары. Вскоре в его смене в котле потекла труба. Илью убрали и из котельной. Нигде он не работал больше недели, и везде его преследовали неудачи.
