Продолжая свои опыты с рулеткой в свободное время, я сосредоточился на своей диссертации по математике. Мне повезло выбрать научным руководителем Ангуса Тейлора, который был и выдающимся математиком, и талантливым преподавателем. Он был соавтором учебника по математическому анализу, известного среди математиков под названием «Шервуд и Тейлор»[43]. Эта книга пользовалась широкой популярностью начиная с первого издания 1942 года. Я познакомился с Тейлором еще студентом, когда слушал его курс по высшим разделам матанализа, а потом работал у него ассистентом (проверял студенческие работы). Лекции этого шотландца с блеском в глазах и открытой, прямой манерой в общении были образцом ясности изложения, причем ему удавалось найти оптимальное соотношение между теорией, практическими примерами и задачами.
Когда я устраивался на должность ассистента математического факультета, я попросил у трех своих преподавателей рекомендательные письма. Несколько дней спустя я взял свое дело у секретаря факультета, чтобы проверить в нем какие-то подробности, и обнаружил, что эти отзывы случайно оставили в папке. Два из них были полны самых неумеренных похвал, но письмо Тейлора было более сдержанным. Он отмечал, что я не сразу достиг в своей работе удовлетворяющего его уровня, и добавлял, что я отличаюсь живостью ума, но иногда страдаю недостатком точности. Как я сказал Вивиан, после этого я начал беспокоиться, что могу не получить этой работы.
На собеседовании с главой факультета я спросил, как обстоят мои дела, и он сказал мне, что, хотя два из моих рекомендательных писем были превосходны, как и моя профессиональная подготовка, только третье из них, письмо профессора Тейлора, устранило все сомнения относительно того, стоит ли брать меня на должность ассистента. Мне стало дурно. Профессор Тейлор, продолжал он, почти – или даже совсем – никому и никогда не давал столь положительных отзывов. Это напомнило мне моего отца, человека доброго, но тоже скупого на похвалу. Когда я получал на экзамене девяносто девять баллов, он спрашивал: «А почему не сто?» Работать под руководством Тейлора было наслаждением, и я закончил свою диссертацию раньше срока. Однако уже шла весна 1958 года: в этом году было уже слишком поздно подавать заявления на работу научного сотрудника.
Математический факультет оставил меня преподавать еще на один год, в течение которого я искал работу. Именно поэтому получилось так, что рождественские каникулы УКЛА этого года мы с Вивиан провели в Лас-Вегасе. Там я осмотрел несколько рулеточных колес и выяснил, что, по крайней мере, насколько можно было видеть на расстоянии, они были в ухоженном состоянии, более-менее ровными и лишенными каких-либо очевидных дефектов. Колеса, которые я видел в этих казино, более чем когда-либо укрепили мою уверенность в возможности предсказания их поведения. Я считал, что мне нужно было только раздобыть настоящее колесо правильного размера и кое-какое качественное лабораторное оборудование.
Мы с Вивиан решили провести часть рождественских каникул в Лас-Вегасе, потому что, стремясь привлечь побольше игроков, Лас-Вегас превратился в отличное место для недорогого отпуска. Я, двадцатишестилетний преподаватель УКЛА с кандидатской степенью по математике, зарабатывал слишком мало, чтобы небрежно относиться к деньгам. Кроме того, я считал – и считаю до сих пор, после пятидесяти лет работы финансистом, – что самый надежный способ разбогатеть состоит в том, чтобы играть только в те игры и участвовать только в тех инвестициях, в которых у меня есть преимущество. Поскольку я не знал ни одного случая, в котором игроку удалось бы обыграть казино, игра в Лас-Вегасе не входила в мои ближайшие планы.
Когда я увидел Лас-Вегас в 1958 году, я не мог представить себе нынешней сияющей ленты многоэтажных отелей, беспорядочно теснящих друг друга, перед которыми в любое время дня и ночи ползет многополосная транспортная пробка. Теперь легендарные казино – Sands, Flamingo, Dunes, Riviera и Tropicana – исчезли, принадлежавшие мафии жульнические предприятия уступили место акционерным компаниям с многомиллиардными капиталами. В то время по сторонам длинного, прямого, не забитого толпами шоссе стояло всего около дюжины одноэтажных гостинично-игровых комплексов, разделенных сотнями метров песка с клубками перекати-поля.
