Подруга рассказывала мне, что когда она хочет раскрасить черно-белый набросок, который, как ей кажется, ей удался, то она в порядке разминки сначала тренируется на нескольких рисунках, которые ей не так дороги. Писательская практика, о которой я рассказываю, – это тоже разминка перед чем бы то ни было, что вам захочется написать. Это исток, самое первозданное, глубинное начало писательства. Вы учитесь доверять собственному голосу, чтобы потом направить это доверие на деловое письмо, роман, диссертацию, пьесу или мемуары. Но вы должны возвращаться к практике снова и снова. Не нужно думать: «Я все понял! Теперь я умею писать. Я доверяю собственному голосу. Я готов написать великий американский роман!» Писать роман – это прекрасно, но вы не должны прекращать практиковаться. Практика поддерживает вас в нужной форме, как танцора, который разминается перед выступлением, или бегуна, который делает растяжку перед соревнованием. Бегун не говорит: «Я бегал вчера. Значит, я уже размялся». Он разогревается и делает растяжку каждый день.
Писательская практика охватывает всю вашу жизнь и не требует, чтобы ее облекали в какую-то логическую форму: нет никакой 19-й главы, в которой развивается действие 18-й. Это то место, куда вы можете прийти за чем-то диким и необузданным, где можно смешать мечты о супе вашей бабушки с потрясающими облаками за вашим окном. То, что вы делаете во время практики, не имеет конкретного направления и связано со всем, что заполняет ваши мысли и тело в этот самый момент. Вы можете воспринимать ее как объятия близкого человека, в которые вы можете в любой момент броситься, забыв о логике и всех правилах. Это первобытные джунгли, где мы можем найти энергию для того, чтобы ухаживать за нашим садом и писать прекрасные книги. Практика бесконечна.
Позвольте мне отнять у вас немного времени. Сядьте за стол прямо сейчас. Начните записывать все, что сейчас течет через вас. Вы можете начать со слов «прямо сейчас» и закончить описанием гардений, которые были приколоты к вашему свадебному платью семь лет назад. Пусть будет так – не пытайтесь взять это под контроль. Что бы ни проступило в ваших мыслях и чувствах, продолжайте пребывать в них, а ваша рука пусть продолжает писать.
«Когда б вы знали, из какого сора…»
Нашему опыту нужно время, чтобы просочиться через наше сознание. Например, почти невозможно писать о любви в разгар сумасшедших любовных отношений: для этого не хватит перспективы. Все, что можно сказать в этот момент: «Я до безумия влюблена», – и повторять это снова и снова. Точно так же тяжело писать о городе, куда вы только что переехали: он еще не проник внутрь вас. Вы недостаточно хорошо знаете ваш новый дом, пусть даже можете доехать до аптеки и не заблудиться. Вы еще не прожили там целых три зимы и не видели, как утки осенью летят на юг, а весной возвращаются обратно на озера. Хемингуэй писал о Мичигане, сидя в парижском кафе: «Наверное, вдалеке от Парижа я бы мог писать о Париже, как в Париже я могу писать о Мичигане. Я бы не знал, что еще не готов к этому, потому что еще недостаточно хорошо знал Париж»{2}.
Наши органы чувств сами по себе тупы. Они воспринимают мир, но эти образы нужно долго просеивать, чтобы они дошли до нашего сознания и закрепились в нем. Я сравниваю этот процесс с созреванием компоста. Каждый из нас – все равно что куча мусора: мы накапливаем опыт, и в результате распада битой яичной скорлупы, шпинатных листьев, кофейной гущи и говяжьих костей нашего мышления получается богатая, теплая и очень плодородная почва. Из этой почвы прорастают наши стихи и рассказы. Но это не происходит сразу же – необходимо время. Перемешивайте и перелопачивайте пласты органических подробностей своей жизни снова и снова, пока какие-то из них не просочатся сквозь мусор беспорядочных мыслей и не упадут на жирную черную землю.
Когда мои ученики, написав много страниц, зачитывают их на занятиях, не все их тексты оказываются хороши, но если я вижу, что они исследовали свой разум в поисках материала, то испытываю радость. Я знаю, что они не просто одержимы графоманским азартом, а находятся в процессе писательской практики. Они берут свой разум, все свои мелкие мысли – и перекапывают их. Если работать с таким сырым материалом безостановочно, мы будем все глубже и глубже погружаться в свою сущность – но отнюдь не невротическим образом. Постепенно мы разглядим в себе тот роскошный сад, который сможем использовать в писательстве.
