И, что хуже всего, Юг обладал достаточно отлаженной, сложной хозяйственной, идеологической и еще, Бог знает, какой сетью связей с Рейхом, а Фрэнк Фринк… был евреем.
Настоящее его имя — Фрэнк Финк. Он родился на Восточном Побережье, в Нью-Йорке и в 1941 году был призван в американскую армию. Это случилось после падения России. Когда япошки захватили Гавайи, его занесло на Западное Побережье. После войны он оказался в японской зоне и провел тут пятнадцать послевоенных лет.
В 1947 году, в День Капитуляции, на грани сумасшествия, переполненный ненавистью к японцам, он поклялся отомстить им. Закопал в подвале аккуратно замотанное и старательно смазанное оружие, предполагая извлечь его в тот день и час, когда он и его боевые друзья восстанут. Время оказалось, однако, лучшим лекарем, хотя на это он, собственно, и не рассчитывал. Теперь, размышляя о планах большой кровавой бани, о чистке среди пиноков и их хозяев, он чувствовал себя так, будто читал старый, пожелтевший от времени гимназический дневник и возвращался в свои юношеские годы и мечты. Фрэнк Фринк, по прозвищу Золотая Рыбка, будет палеонтологом и клянется связать свою жизнь с Нормой Праут — самой красивой девушкой их класса. И, конечно же, он обещал ей Жениться. Как все это дьявольски далеко, как песенки Фреда Аллена или фильмы с участием Филдса. С 1947 года он встретился примерно с полумиллионом японцев, но ни разу жажда убивать не материализовалась. Наверное, все это попросту утратило значение, по крайней мере, прежнее.
Хотя нет, существовал некий господин Омуро, откупивший целый квартал жилых домов в центре Сан-Франциско. Какое-то время Фрэнк обитал в одном из таких домов. «Вот уж негодяй», — вспомнил Фрэнк. Акула. Никогда не тратился на ремонт, урезал жилплощадь, повышал размер квартплаты… В кризисные пятидесятые Омуро надувал бедняков и особенно близкихк нищете бывших солдат. Однако именно японская Торговая Миссия свернула ему шею за спекуляции. И теперь подобное нарушение предписаний сурового, непреклонного, но справедливого японского Гражданского кодекса попросту немыслимо. Это свидетельствовало о неподкупности японской оккупационной администрации, — той, что пришла к власти после падения Военного Кабинета.
Размышляя о стоически непреклонной и морально безупречной миссии торговцев, Фрэнк почувствовал себя уверенней. Даже от Уиндэма-Матссна они отмахнутся, как от надоедливой мухи, несмотря на то что он возглавляет корпорацию «У-М». «Похоже, они и впрямь верят в этот Тихоокеанский Союз Благоденствия, — подумал он. — Странно… Тогда это выглядело как сплошная липа. Пропаганда. Но теперь…»
Наконец он слез с кровати и нетвердой походкой направился в ванную. Умываясь и бреясь, он слушал двенадцатичасовой выпуск новостей.
«…не следует недооценивать этого достижения, — услышал он, когда на минуту прикрутил кран с горячей водой, — для беспокойства нет никаких оснований».
«А мы и не беспокоились», — подумал Фрэнк с досадой. Он знал, о каком достижении шла речь. Довольно забавно представить флегматичных, невозмутимых немцев, суетящихся среди красных песков Марса, на которые до них не ступала нога человека. Намыливая щеки, Фрэнк начал мурлыкать под нос что-то сатирически-пародийное:
«Gott, Негг Kreisleiter. Ist dies vielleicht der Ort wo man das Konzentrationslager bilden kann? Das Wetter ist so schön. Heis, aber doch schön…»[1]
А между тем диктор продолжал:
«Тихоокеанское Сообщество должно тщательно взвесить, есть ли в нашем стремлении к достижению разумного баланса, взаимных обязательств, ответственности и взаимовыгоды… («типичный бюрократический жаргон», — отметил по ходу Фрэнк) мы не выпускаем из виду то будущее пространство, в котором будут решаться судьбы всех людей, — будь то арийцы, японцы или негроиды…» — и так далее и так далее.
Одеваясь, он продолжал забавляться: «Погода… schön весьма… schön… Вот только нечем дышать…»
Факт оставался фактом: Тихоокеанское Сообщество ровным счетом ничего не предпринимало для колонизации планет. Вместо этого разворачивало бурную деятельность, — а точнее, погрязало в Южной Америке.
