– Но так как некоторые несознательные поселенцы, нарушая все устные и письменные договоренности, игнорируя ежегодно случающиеся снежные осадки, которые должны были служить напоминанием о приближении дня уплаты годового налога, прикрываясь неведением или отсутствием денег, – вспомнил Деригаб, как надрывался Салу́фх, главный казначей Овелона, – отказывались в явной или неявной форме передать малую долю своего дохода на нужды истинного владельца этих земель, Овелон Великий повелевает единожды взыскать с них полную стоимость земельного участка.
Отдышавшись, Салуфх продолжал наставлять стражников, «отобранных на эту миссию за большие заслуги перед господином»:
– Вы, достойно показавшие себя за время своей службы, в виде награды имеете возможность еще раз доказать Овелону Великому свою преданность, наполнив его казну новыми поступлениями, раз и навсегда пресекая попытки коварного, неявного воровства.
Деригаб и два его сослуживца – худощавый парень Син и крепкий, с могучими руками, плечами… а также животом, который на невысоком туловище тоже выглядел очень могучим… мужчина по имени Карну́н – должны были проделать эту грязную работенку вместо Салуфховой свиты. Все это, не считая сезонного жалования, получила ночная стража, которая, будучи запертой в своей караульной комнатушке, сумела выбраться оттуда благодаря недюжинной силе Карнуна, и поймать с поличным странного вора, знавшего план дома Овелона, точное время смены часовых стражников и имевшего дубликаты всех ключей! Вряд ли целью пойманного человека было убийство самого Овелона, как потом утверждал, брызгая слюной и задыхаясь от гнева Салуфх. Скорее всего, шел этот ночной посетитель в потаенную комнату поместья, где, по слухам, прятал Салуфх казну и то, что сам наворовал приписками и недочетами. Об этом потом смекнул Син, по праву считавшийся среди стражников зорким как ястреб и хитрым как лиса, так что и в карты играть с ним не садились. Запоминал он каждую масть, которая в игре была, а по лицам угадывал самые тайные мысли.
– Беда, Деригаб, – прошептал он на следующее утро после происшествия своему начальнику. – Я в его связке заметный ключик видел… – Син собирался с мыслями. – Должно быть, от дома, но сложный, как рыбий скелет, и массивный. Потаенную комнату таким должны запирать. Был он только у самого Овелона, но к чему ему-то, да у Салуфха. Слышал, как он вчера заливался? Словно на ногу ему кто наступил. – Парень оглянулся по сторонам. – Вот и я думаю, не стал бы ты так кричать, будучи даже самым важным казначеем в государстве, если б вора поймали и на допрос отвели. Жаль, нем он оказался, эх… Сейчас, думаю, выпнут нас отсюда за сон в караульной, за то, что не нас перед домом задушили, иль зашлют куда-нибудь на край земель Овелона, чтоб любознательные до сговора не додумались да расспросами дела не пояснили. Только вместе нам держаться надо, Деригаб, а то ведь… Тихий всплеск, и канул Син, сбежал с награбленным или в драке задело. Там, за замком затейливым, много добра всякого… и зла достаточно, так что каждого купить смогут: целиком или по частям, язык, к примеру, дешевле обойдется, – многозначительно кивнув, подытожил Син.
Так и случилось: Деригаба Салуфх лично наградил своим собственным перстнем при общем собрании стражи. Как впоследствии объяснял Син, этим жестом казначей старался выделить начальника смены в глазах всех собравшихся, отвернуть от Деригаба друзей и товарищей. Затем Салуфх, опять же при всех, придрался к внешнему виду Карнуна, который явно выделялся меж высоких и суровых стражников своей упитанностью и добродушной улыбкой. Он-де «брюхастый увалень», «порочащий своим видом стройные ряды бравых молодцев и осмеливающийся претендовать на гордое звание личного караульного Великого Овелона»! – каркающим голосом выкрикивал тощий, сухой старик, то и дело останавливаясь и хмуря свой морщинистый лоб. Син был готов к обороне и без сомнения отстоял бы ее, если бы гнев Салуфха не сменился счастливой, самой кроткой улыбкой на свете. Вероятно, именно в этот момент казначей придумал решение проблемы – одно на всех…
