Но было что-то еще.
— Ты чувствуешь запах? — спрашивает Алан. — Что это?
— Духи и кровь, — отвечаю я.
— Компьютер здесь, — говорит Лео и ведет нас в спальню.
Здесь гармонии приходит конец. Именно тут он делал свое грязное дело. Это сознательная противоположность бессознательной красоте Энни. Здесь кто-то стремился к диссонансу. Хотел разрушить покой и безмятежность. Уничтожить изысканность.
Ковер заляпан кровью, я улавливаю сильный запах разложения, смешанный с ароматом духов Энни. Две противоположности: запах жизни и вонь смерти. Столик у кровати перевернут, лампа разбита. Стены поцарапаны. Вся комната изуродована. Убийца изнасиловал ее своим присутствием.
Лео садится к компьютеру. Я думаю об Энни.
— Начинай, — говорю я ему.
Лео бледнеет. Затем он двигает мышкой, устанавливает курсор на ярлыке файла и дважды кликает. Экран заполняет видео. Я вижу Энни, и мое сердце едва не останавливается.
Она совершенно голая и прикована наручниками к кровати. Тошнота поднимается к горлу, я вспоминаю себя и Джозефа Сэндса. С трудом сдерживаюсь.
Убийца весь в черном. Лицо закрывает капюшон.
— Это что, прикид этих гребаных ниндзя? — рычит Алан. — Черт, да для него это все шутка.
Мой дар охотника вступает в действие автоматически. В убийце примерно футов шесть роста. Он в хорошей форме, где-то на полпути между мускулистостью и сухощавостью. По коже вокруг глаз можно с уверенностью сказать, что он белый.
Я жду, когда он заговорит. Технология узнавания голосов ушла далеко вперед, и мы можем получить столь нужную нам улику. Но тут он исчезает, камера его больше не видит. Я слышу слабые звуки — он с чем-то возится. Затем он снова появляется перед камерой и смотрит прямо в объектив. По морщинкам вокруг глаз я могу догадаться, что под маской он улыбается. Он поднимает руку и начинает отсчитывать: «Раз, два. Раз-два. Три, четыре…»
Комнату на картинке наполняет музыка. Она скрывает все остальные звуки. Мне потребовалось одно мгновение, чтобы узнать мелодию. Когда я ее узнаю, мне едва не становится плохо. Едва.
— Милостивый Боже, — шепчет Чарли, — это что, «Ролинг Стоунс»?
— Угу, «Дай мне кров», — подтверждает Алан. Его голос полон ярости. — Ему посмеяться хочется, этой мерзкой гадине. Ему нужна музыка под настроение.
Звук поставлен на максимум. По мере того как песня набирает темп, убийца начинает танцевать. В одной руке он держит нож. Он танцует для Энни и для нас, будущих зрителей. Танец дикий, сумасшедший, но в такт убийца попадает. Безумие и ритм.
— «Насилие, убийство…» — разносятся по комнате слова песни.
Вот почему он выбрал ее. Это его послание. Он рассказывает, что собирается сделать. Я на мгновение закрываю глаза, когда вижу, что Энни тоже все понимает. Я вижу это по ее глазам, в них ужас заслоняет надежду.
Убийца кончает танцевать, хотя все еще покачивается в такт мелодии. Его движения кажутся бессознательными. Так порой машинально пристукиваешь ногой. Он стоит у кровати и смотрит на Энни как загипнотизированный. Энни пытается освободиться, я не слышу ее из-за музыки, но я могу сказать, что она кричит через кляп. Он еще раз взглядывает в объектив. Затем наклоняется, держа нож наготове.
Остальное происходит так, как определил Лео. Фрагментарно. Картинки пыток Энни, изнасилование, ужас. Он режет ее ножом, причем делает это с удовольствием, не торопится. Он предпочитает резать медленно, и он любит делать длинные надрезы. Он касается ножом ее тела во всех местах. Я дергаюсь каждый раз, когда сверкает нож. Дергаюсь всем телом, как будто меня подсоединили к аккумулятору машины. Он ее пытает. Теперь он ее насилует. Опять сверкает нож, я снова дергаюсь, а он режет, режет и режет. Милостивый Боже, он не перестает резать. В ее глазах агония, ужас, иногда они пустеют и просто смотрят в потолок. Еще жива, но без сознания. Убийца в экстазе. Он танцует танец дождя, только вместо воды у него кровь. Я смотрю, как умирает моя подруга. Ее смерть медленная, ужасная, она лишена достоинства. Когда он заканчивает, она уже не дышит. Выпотрошенная рыба. Смотреть, как умирает эта женщина, которую я обнимала ребенком, с которой вместе выросла и которую любила, для меня все равно что лежать на кровати и смотреть, как кричит Мэтт.
