— Это спор по науке, а не насчет чего… И не желаете ли стаканчик чайку…
Вообще тонко это повел дело.
— И мы, — говорит, — сами патриоты, а не насчет чего… И вы, пожалуйста, не подумайте. У меня даже парикмахерское заведение…
А Кривой совсем сощурился и даже боком встал.
— Оставьте ваши комплименты! Я и без очков вижу отношение! Произвел впечатление?! Чи-то-ссс? Я, может, и загублю вас всех, и мне вас очень даже жалко, по моему образованному чувству, но раз мною пренебрегли и гоните с квартиры, как последнюю сволочь, не могу я допустить! И ежели ты холуй, — это мне-то он, — так я ни у кого… Очень нехорошо сказал. Как его Колюшка царапнет стаканом — и залил всю фантазию и пиджачок. Вскочили все. Кирилл Саверьяныч Колюшку за руки схватил, я Кривому дорогу загородил к двери, чтобы еще на улице скандала не устроил, Луша чуть не на коленки, умоляет снизойти к семейному положению, и Наташа тут еще, а Кривой выпучил глаза, да так и сверлит и пальцем в пиджак тычет. Такой содом подняли… А тут еще другой наш жилец заявился, музыкантом ходил по свадьбам и на большой трубе играл, Черепахин по фамилии, Поликарп Сидорыч, сложения физического… И сейчас к Наташке:
— Не обидел вас? Пожалуйста, отойдите от неприятного разговора…
И сейчас на Кривого:
— Я вам голову оторву, если что! Насекомая проклятая! Сукин вы сын после этого! При барышне оскорбляете!.. И его-то я молю, чтобы не распространял скандала, но он очень горячий и к нам расположен. Так и норовит в морду зацепить.
— Пустите, я его сейчас отлакирую! Я ему во втором глазе затмение устрою! Сибирньга кот!..
А Кривой шебуршит, как вихрь, и нуль внимания. И Кирилл Саверьяныч его просил:
— Вы молодого человека хотите погубить, это недобросовестно! Это даже с вашей стороны зловредно! Дело о машинах шло и сути жизни, а вы вывернули на политическую подкладку…
А тот себя в грудь пальцем и опять:
— Я знаю, какая тут подкладка! Он мне новый пиджак изгадил! Я не какой-нибудь обормот!.. У меня интеллигентные замашки!
— Это мы сделаем-с… — Кирилл Саверьяныч-то. — Отдадим в заведение и все выведем. У меня и брат двоюродный у Букермана служит…
— Дело, — кричит, — не в пиджаке! Вы на пиджак не сводите! Тут материя не та! У меня кровь благородного происхождения, и ничто не может меня удовлетворить! Я, может, еще подумаю, но пусть сейчас же извинения просит!..
Я, конечно, чтобы не раздувать, Колюшке шепотом:
— Извинись… Ну, стоит со всяким…
— И пиджак мне чтобы беспременно новый! А Колюшка как вскинется на меня:
— Чтобы я у такого паразита!..
— А-а… Я паразит? Ну, так я вам пок-кажу!.. Сейчас в карман — раз, и вынимает бумажку. Так нас всех и посадил.
— А это чи-то-ссс?! Паразит? Сами желали-с, так раскусите циркуляр! До свидания.
И пошел. Кирилл Саверьяныч за ним пустился, а я говорю Колюшке:
— Что ты делаешь со мной? Я кровью тебя вскормилвоспитал, от платы тебя освободили по моему усердному служению… А?! И ты так! Что теперь будет-то?
— Напрасно, — говорит, — себя беспокоили и всякому каналье служили! Не шпана за меня платила, которая сама сорвать норовит… А Кривой, пожалуй, и не виноват… Где падаль, там и черви.
— Какие черви?
— Такие, зеленые… — И смеется даже!..
— Да ты что это? — говорю ему строго, — Что ты из себя воображаешь?
— Ничего. Давайте чайку попьем, а то вам скоро в ваш ресторан…
— Ну, ты мне зубы не заговаривай, — говорю. — Ты у меня смотри!
— Чудак вы! Чего расстроились? Я вас хотел от оскорбления защитить\
— Хорошо, — говорю, — защитил! Теперь он к мировому за пиджак подаст, в полицию донесет, какие ты речи говорил… Сам видишь, какой каверзник! Он теперь тебе а в училище может повредить…
А тут Кирилл Саверьяныч бледный прибежал, руками машет, галстук на себе вертит в расстройстве чувств.
— Ушел ведь! Должно быть, в участок! И меня теперь с вами запутают… Меня все знают, что я мирный, а теперь из-за мальчишки и меня! Ты помни, — говорит. — Я про машины говорил, и про науку, и насчет веры в бога и терпения… Теперь время сурьезное, а мне и без политики тошно… Дело падает…
Схватил шапку и бежать. И пирога не доел. Что делать! Хотел за ним, совета попросить, смотрю — а уж без двадцати двенадцать: в ресторан надо. А день праздничный, бойкий, и надо начеку быть.
