Именно потому начальник экспедиции и принял решение свернуть ее и выйти напрямик пешком (Хушма обмелела, и плыть по ней, как мы это сделали весной, было невозможно) к фактории Ванавара на Подкаменной Тунгуске. А потом, после отдыха, добраться до Кежмы на Ангаре и по ней сплавиться к Енисею, до пароходной пристани на Стрелке.
Есть мне совершенно не хотелось. Я с трудом заставил себя проглотить несколько ложек «заварухи».
— Однако, паря, ты так, не емши, не доступаешь до Виноварки, — сказал мне Сизых.
Леонид Алексеевич вдруг вскочил и быстро пошел к лабазу, приставил лестницу, влез в него и зажег свечу. Скоро он вернулся, похохатывая своим характерным горловым, хрипловатым смешком.
— Забыл, понимаете, товарищи… Там у меня в запасе на черный день лук, какао, баночка варенья. Сейчас пир устроим!
Луковиц было всего две. По половинке на человека. Но и это как-то сразу улучшило самочувствие. Да еще какао с вареньем!
— А теперь полезем, Витторио, в лабаз. Поговорим. Остальным спать!
Кулик встал, потянулся так, что хрустнули суставы, и пошел от костра.
Мы сели, согнувшись, в «избушке на курьих ножках». Леонид Алексеевич, скрестив ноги, устроился около большого, окованного железом по углам сундука, где хранились инструменты и личные его вещи. Крышка сундука плоская. На ней свеча. Я присел на кадочку с маслом, недоумевая, о чем будет беседовать со мной Кулик ночью, когда нужно было бы отдыхать. Ведь завтра снова идти и идти по тайге. Без дорог. Напрямик.
А Кулик молча раскрыл журнал экспедиции, достал баночку чернил и стал писать.
Звенящая тишина была крутом. Лишь изредка позвякивали путы наших коней да поскрипывало перо.
После кружки какао да еще таблетки аспирина голова стала ясной, и спать мне совсем не хотелось. Я смотрел на могучие плечи склонившегося над сундуком человека. Резкие морщины у рта говорили о том, что и он очень, очень устал.
«Зачем же он позвал меня для разговора? — думалось мне. — Ежедневная запись в журнале экспедиции — это, конечно, закон. Ну, а побеседовать он мог бы, отдохнув, завтра, в пути или когда доберемся до Ванавары…»
Однако сомнения в правильности поступка Кулика не вызывали ни малейшей к нему неприязни. Я давно уже восхищался им. Все, все в нем — его жизнь, его настойчивость в достижении задуманного, его убежденность в своих научных догадках и выводах, его доброта и веселость в обращении, наконец, его могучее, выносливое тело, — все, все необычайно импонировало моему юношескому самосознанию. Он мне представлялся недосягаемым образцом настоящего человека-борца.
Всего полгода назад он сам пришел познакомиться со мной в Плотников переулок на Арбате. Пришел после того, как я написал ему в Ленинград, в Академию наук, открытку. Прочитав в «Вечерней Москве» заметку о его первом путешествии за Подкаменную Тунгуску в поисках места падения метеорита 1908 года, я попросил ученого взять меня в свою следующую экспедицию.
И вот… В дверях стоит высокий, очень высокий человек в очках с толстыми стеклами. На нем куртка мехом наружу, меховая шапка, сапоги. Похохатывая, он хлопает меня по спине, по плечу… нет, не панибратски, а явно желая проверить мою «прочность». И весело объявляет появившимся в коридоре родственникам, что хочет забрать в дальние сибирские края сего молодого человека. Потом он мне говорил, что решил взять меня с собой в экспедицию лишь после того, как увидел, что я «не хлюпик какой-нибудь или маменькин сынок».
Но тогда еще никаких реальных возможностей для новой экспедиции не было! Он честно сказал об этом за чаем.
— Академики мне не верят… Только Владимир Иванович Вернадский обещал подумать, как помочь нашему (он так и сказал «нашему») делу. Предстоит борьба. Я нависал в Совнарком. Мы убедим его отпустить средства на экспедицию…
Всю зиму Леонид Алексеевич потратил на борьбу за экспедицию. В конце концов Академия наук разрешила организовать ее. Правда, после того, как Совнарком СССР с помощью управляющего делами товарища Воронова выделил Академии дополнительно немного денег.
Кулик «воевал» в Ленинграде. Мне же он поручил «представительствовать» в Москве, зачислив, как только состоялось решение Академии, в состав экспедиции своим помощником. Я должен был покупать снаряжение, некоторые продукты, организовать их упаковку и т. д. Удалось мне «провернуть» и еще одно дело — договориться с директором киностудии Трайниным о посылке вместе с нами за счет студии кинооператора Николая Струкова.
