— Знакомьтесь, пожалуйста, — сказала Вера Ивановна. — Это Володя Залесский. А это Анечка. Я вам обоим друг о друге рассказывала, вы уже заочно знакомы.
— Но очное знакомство превзошло все мои ожидания, — равнодушно сказал Володя.
— Анечка, Володя, ешьте, пожалуйста. Володя, наливайте вино. Ничего не поделаешь, вы единственный мужчина — придется потрудиться.
— Готов к труду и обороне, — тем же голосом вокзального диктора произнес Володя. Он разлил вино по рюмкам.
— А к нападению вы готовы? — спросила Вера Ивановна кокетливо.
— Всегда готов, — сказал Володя. Он не поддержал шутливого тона хозяйки: он просто ответил на поставленный ему вопрос.
Ел Володя без суеты и опрятно, загодя обдирая колбасную кожуру и обрезая лишнюю ветчину по краю бутерброда. Из обрезков он потом устроил себе отдельный бутерброд, крытый ветчинной мозаикой.
Закусывая, говорил об американском «Айс-ревю», а когда все почти съедено было и выпито, Вера Ивановна посмотрела на часы и ненатурально ахнула.
— Ах, — сказала она. — Ах, я совсем забыла. У меня в четыре примерка. Друзья мои, посидите тут, поразвлеките друг друга. Анечка, покажи Володе квартиру.
Она упорхнула. Гулко, как стартовый пистолет, хлопнул замок входной двери и, словно повинуясь этому сигналу, Володя встал.
— Вы знаете Верину квартиру? — лепетнула Анна Львовна.
— Да. Спальня там, — ответил он, взял её за плечо и слегка подтолкнул к двери.
В спальне он деловито взял её за обе груди сразу и приподнял их, как бы взвешивая. Потом повернул Анну Львовну спиной к себе и расстегнул кнопки на платье. На этом период ухаживания закончился. Он оставил ее, снял пиджак, поискал глазами плечики и, не найдя, повесил на спинку стула. Сняв брюки, он повернулся и рассеянно посмотрел на Анну Львовну.
— Ну? — сказал он.
Анна Львовна покорно, как на приеме у гинеколога, стала раздеваться. Уже лежа, закрывая глаза, она пролепетала в нависшее над ней Володино лицо.
— Мальчика…
— Знаю. Меня Вера предупредила, — ответил Володя.
3.
С Володей Залесским Вера Ивановна познакомилась на курорте, в Крыму. Подобралась теплая компания, было весело и беззаботно. Вспыхивали и затухали бессчетные романы, любили усердно и не щадя себя, вкладывая в это мероприятие весь нерастраченный на службе трудовой энтузиазм. Торопились все так, как будто непосредственно по окончании отпуска наступит конец света. Самые остроумные говорили: «Все равно — атомная бомба!», прочие же сходились не мудрствуя, без ссылок на международную обстановку.
Однажды Вера Ивановна в перерыве между удовольствиями принялась рассказывать Володе о своей семье. Есть нечто фатальное в том, что на каком-то определенном этапе интимности любовники вдруг начинают выкладывать друг другу всю подноготную о своих женах и мужьях. Может быть, это традиция, неведомыми путями передающаяся от одного поколения курортников к другому, а может быть, потребность организма? Этого я, к сожалению, не знаю. Так или иначе, но Вера Ивановна подробно описала сокровенные привычки Семена Моисеевича, с похвалой отозвалась о его мужских достоинствах, рассказала о том, какой он заботливый («Все евреи, знаешь, замечательные семьянины!») — с умилением повторила забавные выражения своего четырехлетнего сына, и между прочим сказала:
— Мы бы еще одного завели, но нам с Семой хочется, чтобы теперь была девочка…
— Был бы я твоим мужем, я бы тебе на заказ сработал. Раз — и готово! Хочешь — девочку, хочешь — мальчика…
Вера Ивановна засмеялась.
— Хочешь — двойню, — с пьяным упорством продолжал Володя (с вечера они с Верой Ивановной накачались массандровским вином), — хочешь — тройню: двух мальчиков и девочку, двух девочек и мальчика…
— А гермафродита можешь?
— Я серьезно говорю!
Володя обиделся и встал на постели во весь свой голый рост. Вера Ивановна смотрела на него снизу вверх.
— Ты не туда смотри! — воскликнул Володя. — Ты сюда смотри!
И он хлопнул себя ладонью по лбу.
— Ну ладно, ладно, ложись, чего ты взвился, как ракета?…
На другой день, когда они возвращались с пляжа, Вера Ивановна вдруг засмеялась и сказала:
— Володя, а ты помнишь, что ты ночью спьяну городил?
