Котла жаба давила.
Он, например, не держал постоянных рабочих, предпочитая ящики и бочки в своей мелкой лавочке таскать и катать самолично. Иногда пару временных рабочих он все-таки нанимал, но со стоном; к нему даже бомжи шли неохотно, вечно у Котла случалась канитель с выплатами. Ну, а еще был у Котла сынок, хитрый ублюдок, от которого за версту несло кумаром. «Делись! – не раз советовал он родному папику. – Делись, блин, с людьми, а то зарежут!»
Котел отмахивался.
Ему в голову не приходило, что сынок произносит слова, золотом начертанные в Своде неписаных законов бизнеса.
5
Положенную Филином ставку я не скашивал никому, даже бывшему таксисту.
Я так считал: не хочешь честно платить, купи втихомолку ствол или беги в прокуратуру. Платить, конечно, не хотели, но никто стволов не покупал и в прокуратуру не бегал, значит, могли платить. И платили. А с некоторого времени работать я предпочитал один. Можно свободнее поболтать с клиентом, а это не последнее дело. Мы ведь (у кого голова на плечах) не просто работаем, мы внимательно приглядываемся к будущему. Рынок вообще дело ненадежное: сегодня ты в силе, а завтра придет конкурент и выбросит тебя с рынка, ну, и тюремные нары тоже никто пока не отменял. Я не собирался всю жизнь болтаться в одной тачке с Долганом, обсуждая проблемы его геморроя. Потеряв Шурку, я внимательно присматривался, с кем можно начать дело, и каким, собственно, делом стоит заняться.
Когда пошли дожди и палая мертвая листва легла вдоль уличных обочин, меня отпустили головные боли. Я повеселел и дерьмо, в котором я плавал, стало гораздо сильнее шибать в нос, чем раньше. К тому же мечта покойного Шурки Сакса продолжала указывать мне светлый путь. Сам Шурка ушел, а мечта осталась. Шуркины бабки, которые я хранил в надежном месте, требовали умного вложения, но я никак не мог отыскать правильного подхода к бывшему таксисту. Лучше всего, если бы он сам позвал меня в дело, но Косте Воронову это в голову не приходило. К тому же, Долган сильно портил отношения. Правда, когда Долган устраивал свои разборки, я держал себя по умному. Сам посуду со стойки не смахивал, Долгану не помогал, но охотно при этом ступал по битым черепкам и крутил пальцем у виска, предоставляя Косте самому догадаться: о чем это я?
Да о счастье, дурак!..
А бабки у меня теперь были.
В принципе, я уже сейчас мог купить продуктовый ларек, но мне хотелось большего. В бизнесе существуют ступеньки, которые перескакивать не рекомендуется, но мне страшно хотелось перепрыгнуть через мелочные ларьки, через всю эту мелочную бодягу. Я хорошо изучил историю вопроса и знал, что указанную ступеньку могу перепрыгнуть, лишь бы Костя Воронов догадался, а Филин разрешил. Я все чаще и чаще подумывал о «Брассьюри», об уютном кафе, украшенном кирпичными башенками. Я бы занял ту, что торчала напротив Костиного кабинета. Сейчас башенка была заставлена пустыми ящиками, я бы выбросил их, поставил строгую мебель и смотрел бы сквозь толстое стекло в окно напротив, в котором, как в рамке, красовалась бы постная Костина физиономия. Пусть видит: все в этом мире схвачено.
Дело, в общем, было за малым: надо было, чтобы Костя сам догадался о моих мыслях.
Но он не догадывался.
Или делал вид, что не догадывается.
6
С первым снегом замочили на барахолке одного из пацанов Филина.
Я этого дурака не знал, и конкретный Толян не знал, но Долган знал и другие пацаны тоже насторожились, тем более что Долган продолжал мутить воду. Дошло до того, что кто-то по пьяни пустил слушок, что Филин будто бы по-настоящему побаивается Долгана. Дескать, имеется на руках у плешивого какой-то сильный документ. А документ этот накопал еще Шурка. А может, шептались, это как раз Шуркина папка попала к Долгану. Вроде должен был Шурка передать Филину какую-то загадочную папку.
Однажды в «Рыбах», хватанув с конкретным Толяном шампусика, я свернул разговор на деда Серафима. К моему удивлению, услышав про деда, Толян зашипел, как испуганный гусь. Ну, ни в какую – о деде, будто подписку дал. Зато объяснил запутанную ситуацию с Филином.
