– Я знаю.
– У нас с тобой был прекрасный бой – покидались подушками для развлечения. Но – это только начало! Если бы на моем месте был берсеркер... Этих кулаком не проймешь!
– Я знаю, знаю. Я думаю, Фрэнк, что с “Ланселотом” все получится. Когда я буду знать о нем все.
Микелю показалось, что он видит, как Фрэнк отрицательно покачал головой в одном из своих ящиков.
– Парень, подумай! Возможно, теоретически реально то, что “Ланселот” способен на порождение подобной энергии. Но враг использует тот же энергетический источник, если говорить в общем. А “Ланселот” не снабжен никаким оружием.
– Ты хочешь сказать – пушками, снарядами и всем прочим? Так?
Фрэнк замолчал. Микель оглянулся и увидел, что с той самой стороны, откуда он пришел, идет темнокожая женщина из научной группы. Ее походка была легкой, крайне грациозной. Конечно, когда на ней не тяжелый скафандр, а платье, как сейчас, которое волнуется при ходьбе...
Невольно вспомнились высокие травы и изящно склоненные ветви деревьев, колышущиеся от легкого ветерка...
– Микель, – в голосе Фрэнка зазвучали нежные нотки. – Это – Вера, миссис Тупелоф.
– Здравствуйте, – сказал Микель тем самым тоном, каким его в раннем детстве мама учила здороваться со взрослыми.
Тяжелые крупные губы женщины совсем не казались надутыми, когда она улыбнулась.
– Я знаю, тебя, Микель. Тебя здесь все знают. Зови меня просто Вера, хорошо?
Эмоциональная атмосфера как-то накалилась. Возникало неловкое ощущение, свойственное обычно взрослым при выполнении установленного этикета, своеобразных кем-то придуманных ритуалов.
– Микель и я говорили о “Ланселоте”, – наконец-таки нарушил молчание Фрэнк. – И представьте, о разных проблемах.
– Да? – Вера выглядела заинтересовавшейся. – Если речь идет не о математике силовых полей, то я, вряд ли, могу быть вам полезна.
– В основном о проблемах пилотирования, – как-то невесело произнес Микель.
– Дорогой, если тебя что-то беспокоит, то лучше об этом сказать медикам. Или моему мужу. Я сама могу это сделать, – в голосе Веры слышались нотки неподдельной тревоги.
– Беспокоит? Меня? О, нет же! Когда на мне “Ланселот”, речь не идет о каких-либо болезнях.
Из среднего ящика, который был частью Фрэнка, появились две металлические руки. Они закачались... Было такое впечатление, что этим жестом Фрэнк хотел выразить призыв к терпению.
Вера покачала головой.
– Знаете, ребята, оставлю-ка я вас дискутировать о проблемах пилотажа. Увидимся позже.
– У-в-и-д-и-м-с-я, – голос Фрэнка вышел за пределы звукового ряда, свойственного человеческому голосу. Было такое впечатление, что кашлянул гигант.
Вера захихикала; подмигнув Микелю и махнув на прощание рукой, она повернулась, взметнув полы своей юбки, и направилась в ту же сторону, откуда пришла. Микель задумался над тем, зачем же вообще она сюда приходила.
Но сейчас были и более важные проблемы.
– Фрэнк, я могу тебя спросить?
– Конечно. У меня тоже есть к тебе пара вопросов.
– Какие?
– Обещай, что ты постараешься научить меня делать то же, что и ты умеешь. Я имею в виду “Ланселот”. Когда будет время, хорошо?
Микель ответил не сразу.
– Я постараюсь, Фрэнк.
– Звучит не очень обнадеживающе. Ну, ладно. О чем же ты хотел спросить меня?
Микель глубоко вздохнул и с чувством, с которым вступают в прохладную воду, спросил:
– А не кажется ли тебе, Фрэнк, иногда, что ты превращаешься в машину, в робота?
– И всего только? Черт возьми, конечно, нет! Если, впрочем, ты имеешь в виду все это оборудование, из которого я состою. Но я – не часть чего-либо. Я – часть самого себя! Или, может быть, ты говоришь о тех минутах, когда я управляю кораблем? Да, тогда в твоем вопросе есть, конечно же, смысл. Очень важный, возможно, смысл, поскольку пилот и корабль – единое целое. Но это чувство охватывало меня и раньше – до того, как берсеркеры чуть не убили меня. Это – постоянное ощущение пилота.
– Но не ощущение того, что тебя что-то неведомое поглощает?
– Поглощает? Нет! – Фрэнк задумался. Его линзы медленно вращались. – Я ответил достаточно на твой
вопрос?
– Не знаю даже. Кажется, что не совсем.
– Что же касается меня, то я, Микель, не воспринимаю “Ланселот” как машину. Если бы он был машиной, как ты говоришь, я мог бы жить в нем. Но для тебя он – своего рода машина, которая начинает становиться важнее, главнее живого человека, не так ли? А этот живой человек – это ты, Микель?
