Она говорила тихо и так спокойно, будто речь шла вовсе не о ней самой и не о близких ей людях.
Кириллов нервно закурил.
— А потом?
— Я очнулась под скалой. Рядом был старик чеченец. Еще помню слабый огонь. И снова все померкло. Позже я узнала, что пастух нашел меня среди трупов, отпаивал овечьим молоком, отварами трав. Около пяти лет меня выхаживали, пока я смогла встать на ноги. И вот — горбата, поврежден позвоночник, поломаны руки, ноги, ребра, вывихнута лопатка... Просто непостижимо, как выжила!
У Кириллова на языке вертелись тысячи вопросов, но он молчал, боясь разбередить старые раны этой мужественной женщины. Она стояла недвижно, продолжая думать свою думу. Затем сказала, как бы между прочим:
— Я его так помню, будто только вчера расстались.
— Мужа?
— Нет. Оленева.
— Вы его еще встречали? — удивился Кириллов.
— Не-ет! Наверное, его тоже смерть настигла. А может, за границей скитается...
Она помолчала и добавила:
— А жаль, если где-нибудь благоденствует. Жаль! Мне кажется, встреть я его теперь — все равно узнала бы! Не могу забыть.
— А как же вы к ним в лапы-то угодили?
Анна Ивановна горько вздохнула.
— Деникинцы расправились с нами как раз, когда праздновали свою победу.
Она еще раз заглянула в ущелье и сказала:
— Поедемте. В Грозном я вам покажу один дом...
Она села в машину, устало закрыла глаза.
Водитель повернул в улицу, указанную Анной Ивановной, и остановил машину возле высоких ворот с чугунной решеткой.
— Это же дом облпрофсоюза! — узнал Кириллов.
— Да. Вы уже здесь были?
— Был.
— Так это — тот самый... Владелец его успел сбежать за границу. После революции мы основное здание не трогали, хотели в сохранности передать Советам. Наша ВЧК помещалась здесь, — указала Анна Ивановна на левое крыло дома. — Тут нас и застали деникинцы. Мы не успели эвакуироваться, уничтожали документы. Конечно, мы отстреливались как могли, но... Нас было слишком мало. Когда нас накрыли, скрывать, что мы — чекисты, было глупо... А пытали нас там, в подвалах, где теперь гараж.
— В подвалах? Я в подвалах не был, — проговорил Кириллов.
— Жаль, что сегодня воскресенье, а то я показала бы вам всю крепость...
— Какую крепость?
— Да вот... — кивнула она на дом за воротами. — Видите, как он построен? Войти можно только через эти ворота. Во дворе же — ни деревца, ни клумбы — плац! Незамеченным никто не проскочит...
— Вы правы, — согласился Кириллов. — Но давайте попытаемся.
За время работы по командировке он познакомился с комендантом и теперь решил попросить его содействия. Он нажал кнопку звонка возле калитки в стене. Им открыл низенький, лысоватый человек, приветливый, словоохотливый, подал ладошку лодочкой, повел было в свой кабинет, но Кириллов отказался.
— Давайте, Денис Семенович, попросим Анну Ивановну быть нашим гидом.
— Я — пожалуйста. Вот только ключики возьму...
Анна Ивановна направилась к центральному подъезду.
— Поднимемся на второй этаж. Там у бывшего хозяина был зимний сад с бассейном посредине.
— Правильно. Был бассейн. Только теперь там ничего нет. В смысле — бассейна... Там теперь — столы, телефоны... В общем — все, как полагается... — с гордостью сказал Денис Семенович.
Анна Ивановна все же нашла место, где был бассейн.
— Тогда, в девятнадцатом году, — сказала она, — деникинская контрразведка сразу заняла центральное здание. Здесь, в зимнем саду, — самого-то сада я, конечно, не видела, только кадки пустые, — начальник контрразведки Оленев устроил свою приемную, если можно так выразиться. Принимал заключенных или задержанных по малейшему подозрению людей. Обычно они были избиты до бессознательного состояния, И вот, чтобы привести в чувство, людей кидали в бассейн с ледяной водой. Январь в тот год стоял очень холодный...
Она поежилась, словно заново ощутив холод.
— Меня из нашей группы привели сюда последней и уже ни о чем не спрашивали, а только глумились. Оленев приказал сорвать с меня одежду. Подошел, протянул лапищу к груди, а я плюнула ему в лицо. Он отскочил, поднес кулак ко рту, дунул на перстень и ударил так, что я отлетела к самому бассейну. Тогда он загнал меня в воду...
