— Нет, это мой любимый Пушкин.
— Здравствуйте, товарищ Быстролетов.
Крепко пожал протянутую руку.
Прошли в кафе и сели за столик. Кроме них, в помещении никого не было. Подав угощение, хозяин тоже удалился.
— Как доехали? Никаких приключений не было? — заговорил Трилиссер.
— Все тихо и спокойно.
Потом стал расспрашивать об условиях жизни в Праге, о том, как прошли годы учебы в университете, о новых знакомствах, которые состоялись у Быстролетова. Перешел к делу:
— Где вы теперь намерены работать?
— Надеюсь получить должность преподавателя в Праге.
— Для нас было бы важно, если бы вы сумели переехать в Германию. Ведь вы владеете еще и венгерским языком?
— Немного.
— Мы достанем для вас документы венгерского графа. Не очень богатого, но достаточно обеспеченного. Сумеете ли вы оправиться с таким поручением?
«Германия? Почему Германия? Венгерский язык? Венгерский граф? — Быстролетов задумался. — Для того чтобы выступать в роли аристократа, нужно иметь соответствующее воспитание, манеры. Ну, за этим дело не постоит, я достаточно хорошо воспитан и умею держать себя в обществе. Что касается языка: пожалуй, в течение двух лет смогу овладеть…» Прежде чем ответить на вопрос Трилиссера, Быстролетов спросил:
— Извините, а почему нужно в Германию?
— Там сейчас назревают наиболее важные события, и важно получать оттуда надежную информацию.
— Думаю, что в течение двух лет сумею овладеть языком в достаточной степени.
Трилиссер и Быстролетов разговаривали долго, и им никто не мешал. В последующем Дмитрий Быстролетов будет менять много паспортов, выступать как гражданин различных государств: в Германии под видом венгерского графа он будет перехватывать особо секретную переписку между Гитлером и Муссолини. Сделает много полезных дел для Родины.
Дмитрий Александрович Быстролетов, советский разведчик, был выдающимся человеком. Свободно владел английским, французским, немецким, венгерским и чешским языками. Прекрасно рисовал. После возвращения на Родину был принят в члены Московского товарищества художников. Является автором документально-художественной повести «Парабеллум» и киносценария «Человек в штатском».
Наступила зима 1925 года. Были нанесены мощные удары эмигрантским организациям в Европе, главари этих организаций, шпионы империалистических разведок, Сидней Рейли и Борис Савинков, понесли заслуженное наказание и сошли с политической арены. У после суда, подводя «итоги» своей бесплодной борьбы, Савинков писал:
«Для меня теперь ясно, что не только Деникин, Колчак, Юденич, Врангель, но и Петлюра, и Антонов, и эсеры, и „савинковцы“, и грузинские меньшевики, и Махно, и Григорьев, и даже кронштадтцы не были поддержаны русским народом и именно потому и были разбиты; что, выбирая между всеми разновидностями бело-зеленого движения, с одной стороны, и Советской властью — с другой, русский народ выбирает Советскую власть. Всякая борьба против Советской власти не только бесплодна, но и вредна».
Теперь настала очередь для нанесения удара на Дальнем Востоке. Трилиссеру позвонил Менжинский:
— Михаил Абрамович, можете зайти ко мне? Если у вас есть новые материалы в отношении Анненкова, то захватите, пожалуйста, их.
— Хорошо. Сейчас приду.
Когда Трилиссер вошел в кабинет Менжинского, там уже находился Артузов.
— Присаживайтесь. Давайте обсудим, что можно сделать с этим преступником. Что нового у вас о нем?
— Как вам известно, в Китае Анненков держал себя вызывающе. Не хотел подчиняться китайским властям. Имел намерение продвинуться далее к востоку, чтобы соединиться с отрядом атамана Семенова и снова творить свои кровавые дела. Китайским властям надоело, и они разоружили бандитов, а самого атамана Анненкова засадили в тюрьму, где он пробыл около трех лет. Только благодаря вмешательству влиятельных англичан и японцев в феврале 1924 года его освободили. Об этом я вам уже докладывал. С тех пор он проживает неподалеку от города Ланьчжоу.
— Чем он там занимается? — спросил Менжинский.
— Разведением лошадей…
— Не может быть!.. — невольно вырвалось у Арбузова: так не вязался весь облик Анненкова с этим занятием.
