Нет, я не написал тебе письма,
Не грыз карандаша на ратном поле.
Я не открыл тебе сердечной боли,
Когда плыла пороховая тьма.
Мы годы проносили на плечах,
Хурджуны
[18] заменяя рюкзаками…
И больше я не мог прижаться к маме.
Отец и мать! Вы обратились в прах.
Ушли однажды вы за край земли
И унесли с собой беспечность детства.
Но нам мечту оставили в наследство,
И мы ее по жизни понесли.
Но чтобы счастья этого достичь,
Мы столько перевалов брали сами
И плакали незримыми слезами,
Чтоб горечь материнских слез постичь.
Я помню телогрейку на двоих,
Из бязи зыбкой, цвета трав пожухлых.
Но гордо на работе в ней хожу я,
А ты – на трудных лекциях своих.
Ах, телогрейка! Чудо из чудес!
Ее тепла совсем не замечали,
Но на двоих делили в ней печали
И к жизни полудетский интерес.
Когда я вспоминаю о войне,
Когда в те дни опять я удаляюсь,
Морщинам я уже не удивляюсь
И нашей ранней чистой седине.
Мой верный друг, помощница моя,
Моей души вторая половина,
Кричит о мире каждая морщина
И этот крик летит через моря!
О мире для детей мечтает мать…
Но, если надо, встанут наши дети
И в бой пойдут, за этот мир в ответе!
Вот писем не сумеют написать…
