– Ты вроде сержантом объявился, принимай команду – уходить надо.
– Да, надо быстро до реки добраться, а там леса да болота…
Сержант Гринев принял командование и повел людей на восток, в сторону границы. Перед рекой нарвались на засаду немцев, их явно ждали. На ту сторону смогли уйти три человека. Гринев и еще двое солдат. Два месяца они догоняли уходивший от них все дальше на восток фронт и, наконец, пробились к своим в районе Смоленска. Гринева в особом отделе допрашивали два дня. Выясняли и уточняли все про плен. На третий день избили до полусмерти и бросили в подвал. Не поверили, что сбежал из плена, кричали, что родину предал, что немцам продался. Он сначала терпел, а потом дал в морду особисту. Потом кровью кашлял. Три дня не трогали, думал, расстреляют. Не расстреляли. Не успели приговор в исполнение привести. Немцы не дали. Гринев слышал звуки боя, долбил в дверь подвала, но безуспешно. Когда подвал открыли и он вышел, его встретил немецкий офицер, хорошо говоривший по-русски.
– Фамилия и звание? – спросил он.
– Сержант Гринев.
– Ну что будем делать, сержант? Тут на тебя приговор трибунала имеется, о расстреле за измену родине. Обжалованию не подлежит, расстрелять тебя не успели, а нам что делать с тобой? Если ты родине изменил, то, значит, на нашей стороне. Но ведь ты ей не изменял? Так ведь?
– Так.
– Значит, ты нам враг и тебя надо к стенке ставить?
– Значит, так…
– Но родине, настоящей твоей родине, России, ты ведь послужить еще можешь.
– Не пойму я, что вам от меня надо? Фашистам я служить не буду, стреляйте…
– А России служить будешь? Как бы там ни было, новой России, без коммунистов, будут нужны честные, смелые солдаты. Я читал твои показания, вот они.
Офицер показал на папку его дела.
– Смело и дерзко, мне это понравилось, я верю, что все так и было. Знаешь, почему я верю, а они тебе не поверили? Потому, что я русский офицер, а они дерьмо собачье.
Офицер замолчал, и несколько минут прошло в полной тишине.
– Времени на раздумья у тебя, сержант, нет. Если ты мне веришь, что твоя жизнь нужна родине, я жгу эти документы и забираю тебя с собой. Если нет, я прямо сейчас и здесь приведу этот приговор в исполнение. Так что?
– Хорошо, я вам верю, – ответил Гринев.
Офицер бросил папку в горящие останки машины и, махнув ему рукой, пошел в сторону своего автомобиля. Гринев, никем не сопровождаемый, пошел за ним и сел на заднее сиденье. Через день он уже был накормлен и одет в новую форму. Еще неделю врачи приводили его в порядок. Потом полгода его обучали в школе абвера, из него делали хорошего диверсанта. Ему дали новое имя – псевдоним Гриф. Тот офицер опекал его все это время, он оказался высокопоставленным человеком в контрразведке Германии. Ни имени его, ни звания Гринев так и не узнал. Единственное, что он знал о нем, – это псевдоним – Клод. Однажды, когда полным ходом шло формирование диверсионных групп для заброски в советский тыл, Клод вызвал Гринева.
– Гриф, как думаешь, сколько из них сдадутся своим сразу?
– Думаю, половина.
– Я тоже так думаю. Так, может быть, здесь их и оставить, кого в лагерь, кого к стенке…
– Это глупо, отправлять надо всех, чтобы сдаться, надо выжить, а чтобы там выжить, возможно, надо будет убивать. А после этого кто-то точно передумает сдаваться и будет выполнять вашу волю до последнего.
– Мне нравится, логично, Гриф, логично. Рассчитывать им на прощение там абсолютно нереально, они это должны знать, но у каждого из них теплится надежда на чудо. Вдруг, если он сдастся сам и выдаст или убьет тех, с кем был заброшен, его простят? Эту надежду надо в них убить, раздавить, чтобы мысль об этом умирала, не родившись у них в голове. Как это сделать? Ты навел меня на хорошую идею. Убить, им придется убить своих, и это будет зафиксировано. А кто этого не сделает, тот сам пойдет к стенке. Но этого мало, необходимо прогнать их через испытание на лояльность и преданность. Я наблюдал за тобой, я тебе доверяю, Гриф. Ты не предашь?
– Я принял решение и его уже не изменю.
– Первым испытание придется пройти тебе.
– Я готов, мне терять нечего.
