Размышляя над причинами народных волнений, одни полагали, что сераскир сам старался возбудить раздор, чтобы извлечь из него пользу для своих обширных замыслов отнять власть у князей и дворян, часто менявших свои политические взгляды ради временной выгоды. Другие считали, что паша вовсе не хотел мятежа — он разгорелся сам от проповедуемых им демократических правил шариата. Скорее всего, отчасти были правы и те, и другие.
Хаджи-Хасан никогда не отказывал в помощи простым горцам. Однажды несколько черкесов после плена попали в руки армянского купца А. Авганова. Родственники их обратились к Хасану-паше с просьбой запретить купцу продажу пленников в Анапе туркам. Хаджи-Хасан тотчас же конфисковал у Авганова пленников и отпустил их на родину. Сераскир не стеснял свободу торговли черкесов с русскими. С уважением относилось к нему и российское военное командование. «Высокопоставленный и высокопочтенный трапезонтский, потийский и анапский Чечен Гаджи Гасан-паша!» — обращался к нему в письме от 15 июня 1827 года командующий Черноморской кордонной линией генерал Сысоев.
Первыми в 1826 году признали авторитет анапских пашей довольно многочисленные в этом крае ногайцы и те закубанские черкесы, которые сохранили неприкосновенным свое феодальное устройство. Это признание заключалось в том, что они подчинились паше фактически: единодушно присягнули на будущее время руководствоваться во всех своих делах, общественных и частных, Кораном, оставив навсегда древние обычаи. Такое начало давало надежду на дальнейший успех. Затем паша потребовал, чтобы черкесы приняли духовных судей (кадиев) для производства суда, на что они согласились. Далее Хаджи-Хасан установил, на основании Корана, отдавать в пользу казны десятую часть собираемого с полей хлеба. Разделив край на вилайеты (провинции), назначил старших князей валиями (губернаторами) и поручил им верховную власть. В более отдаленные племена он посылал каймакамов (кайму-мекам), т. е. своих наместников, и брал аманатов. Впрочем, аманатов и присягу на подданство Турции сераскир считал делом второстепенным, исходя из того, что подданство должно основываться на более прочных связях, каковыми полагал безусловное повиновение шариату и исполнение всего, что мусульманская религия требует от правоверного, а это значило фактически полное повиновение власти наместника пророка, т. е. Махмуда II. Такими результатами, достигнутыми сераскиром всего за один год, Турция обязана была и влиянию религиозных исламских идей, значительно окрепших к этому времени среди черкесов.
Не ограничиваясь утверждением своего влияния на Северо-Западном Кавказе, Хаджи-Хасан активно интересовался и положением своей родины — Чечни. Во время пребывания в Анапе «грозы Кавказа» — командующего чеченской армией Бейбулата Таймиева, возвращавшегося из Ирана и Турции в Чечню в июле 1826 года и вновь весной 1827 года, Хасан-паша имел продолжительные встречи со своим соплеменником, которого после напутствий и с подарками провожал в путь на родину.
Как хороший администратор, Хасан-паша наводил справки о том, каких сортов хлеб произрастает на землях различных племен, употребляют ли там удобрение или нет, расспрашивал о скотоводстве, о путях сообщения и, наконец, о сельской промышленности.
Известный адыгский просветитель Хан-Гирей (1808—1842) писал о Хаджи-Хасане-паше Чечен-оглы: «Признаюсь, слушая рассказы людей, по-видимому, хорошо его знавших и сообщивших мне эти подробности, я не совсем верил им и думал, что они многое слишком преувеличивают. Да и вообще, по многим обстоятельствам кратковременного его пребывания в Анапе ясно видно, что этот прозорливый сановник с самого начала назначения на нашу окраину старался не впасть в заблуждения своих предшественников, которые — Бог их накажи! как говаривал Бесльний, — в невежестве своем предполагали большие реки там, где протекают едва заметные ручейки, и города в местах, где сгруппировано было несколько хижин, или кочующие племена там, где о кочевой жизни и понятия не имеют и рассказы о ней принимаются за диковинные вымыслы досужих людей».
