Однако Холмс исчез. Майор Кингстон, администратор, встретил знаменитого сыщика на вокзале, довез до колледжа, дал ему лист с расписанием встреч — и с тех пор Шерлока Холмса никто не видел.
— Жюль, вам придется терпеть грубияна, — сказал Лестрейд растерянно, — Холмс — особенный человек. Он, конечно, работяга. Но несносный тип. Позовет вас на ужин, а сам не придет в ресторан. Зато явится к вам домой, когда вы не ждете.
— Я полагал, таков здешний обычай, — заметил Мегре, — вы ведь сознательно не кладете кофейные зерна в кофемолку, когда варите кофе.
— Я говорю серьезно. У Холмса собственные представления об этике и морали.
— Не подскажите, инспектор, какие именно у мистера Холмса представления о морали? — спросил священник, тронув Лестрейда за рукав.
Этот протодьякон, приехавший из Лондона в помощь местному капеллану, был еще никому не знаком; сам капеллан колледжа познакомился с лондонским собратом всего за час до отпевания.
Лестрейд даже не удивился, что имя Холмса известно церковным служителям; газетчики сделают знаменитым кого угодно, кроме тех, кто и впрямь достоин славы.
— Мы ведь уговорились встретиться в часовне, — уточнил священник, подмигнув полицейским. — Я пришел немного пораньше, чтобы послушать разговоры об усопшем. А вы, как я понимаю, угостились на поминках, времени не теряли.
И Шерлок Холмс поклонился Жюлю Мегре.
— Знаете, коллега, священникам в Англии доверяют. Мне вот поручили записку положить в гроб. Вы по-немецки читаете?
Шерлок Холмс предоставил собравшимся изучить содержание записки.
Хьюго Берримор, свободно владевший немецким языком, пробежал глазами текст и передал листок майору Кингстону.
— Мне кажется, это вас заинтересует, майор. Впрочем, читайте для всех — вслух.
Майор Кингстон — теперь его именовали именно так: события поставили армейский чин на первое место — громко прочитал следующее:
Ha! Jupiter, Befreier! näher tritt
Und näher meine Stund', und vom Geklüfte
Kommt schon der traute Bote meiner Nacht,
Der Abendwind, zu mir, der Liebesbote.
Es wird! gereift ist's!
Немецкие слова майор произносил с особым шиком, сказывалась подготовка разведчика.
— Помилуйте, майор, вы говорите как настоящий пруссак, — с восхищением сказал Берримор.
— Майор говорит с акцентом, характерным для Нижней Саксонии, — заметил Холмс, — впрочем, вернемся к содержанию записки. Ваше мнение, Мегре?
Комиссар Мегре развел руками.
— На помощь, Лестрейд!
— Вы, Мегре, издеваетесь. — Лестрейд с неприязнью посмотрел на записку. — Других забот у меня не было, только языки учить. Будьте любезны, господа академики, перевести содержание.
— Текст Гёльдерлина, — пояснил собравшимся Хьюго Берримор, а майор Кингстон резко спросил:
— Откуда знаете, что писал именно он?
— Стихи, — уточнил философ-позитивист, — принадлежат великому германскому романтику Фридриху Гёльдерлину. Драма в стихах «Смерть Эмпедокла».
— Так переведите стихи, Берримор, — буркнул Лестрейд.
Поминок по сэру Уильяму не справляли. Церемония в часовне завершилась тем, что скорбные профессора отправились заливать свое горе бургундским (так называемый High table как раз начался), а «рабочая группа» переместилась в паб «Игл энд Чайльд». Термин «рабочая группа» предложила дама Камилла: талант организатора сказывался в любой детали. Угощение в пабе было более чем скромным: чай сервирован самым простым образом — шесть чашек, заварочный чайник и огромный чайник с кипятком. Собравшиеся прихлебывали чай и обменивались глубокомысленными репликами.
Состав группы был обозначен так: дама Камилла; майор Кингстон; Хьюго Берримор, занявший кресло покойного сэра Уильяма и руководящий отныне философским департаментом университета; Холмс; Мегре и Лестрейд.
Бэрримор приготовился переводить и хотел было взять записку из крепких пальцев майора, но тот бумагу не отдал.
— Извольте послушать мой перевод, — майор Кингстон окинул каждого из присутствующих внимательным взглядом, причем задержал взгляд на Бэрриморе. Затем начал говорить:
— Ха! Юпитер, — вот что здесь написано. Именно такое приветствие: «Ха! Юпитер».
— Скажите, — медленно процедил майор Кингстон, — только я один понимаю, что «Ха» это первая часть приветствия «Хайль!»?
