Пока я бормотал слова извинения и оправдания, Ник от волнения так крепко сжимала крыло бабочки, что в конце концов та просто развалилась у нее в руках. Потом она подняла на меня глаза и спросила:
— Так с мистером Отшельником покончено?
— Почти. Осталось лишь уладить одну мелочь. «Часослов» до сих пор у него. Здесь ты тоже была абсолютно права. Мне не следовало добывать для него эту книгу.
Ник соскочила с табурета и приложила ладонь к моей щеке. А потом вдруг брезгливо поморщилась, словно уловила какой-то неприятный запах.
— Два дня тому назад я приболел, а вчерашнюю ночь провел в кладовой для инвентаря.
— Pauvre petit minou,[48] — пробормотала моя маленькая женушка.
А потом напустила ванну для своей маленькой бедной киски. И пока я, сбросив несвежую одежду, нежился в пене, она сидела на корточках рядом с ванной и даже потерла мне спину намыленной мочалкой. Я растирался полотенцем, когда Ник наклонилась, выловила из ванны несколько мыльных пузырьков и игриво налепила мне на голую грудь.
Этот жест вызвал не слишком приятное воспоминание о достойном сожаления инциденте, когда Джессон поскользнулся в ванне и ухватил меня за причинное место. Но я отмахнулся от этих мыслей, и результат превзошел все ожидания.
Мы с Ник обнялись и перешли в гостиную, где впервые за долгие месяцы откровенно и без всякого стеснения заговорили о своих ранах и обидах, а также о том, как мы теперь можем их залечить. Затем вдруг Ник захихикала.
— Что смешного?
— Бери бумаги, связанные с Джессоном, и следуй за мной, — ответила она.
— Все? — изумился я. С начала расследования материалов у меня скопилось предостаточно, они занимали с полдюжины коробок для документов.
— Естественно.
Я потащил коробки в мастерскую.
— Этот твой Отшельник, — сказала Ник, — вроде бы он интересуется восемнадцатым веком, так? — Вопрос прозвучал несколько странно, поскольку абсолютно голая Ник стояла рядом с бумагорезательной машиной.
Я растерянно кивнул:
— Именно в тот век он и отправил мое второе «я».
— Что ж, прекрасно. — Она весело подмигнула мне и добавила: — Дай-ка сюда листок бумаги.
Я наблюдал за тем, как моя жена сует в бумагорезку заметки из архива украденных произведений искусства. Затем она притянула меня к себе и опустила мою руку на пластиковую рукоятку.
— Vive la Revolution![49] — воскликнула Ник.
Сначала резать было трудновато, но затем я приспособился и дело пошло как по маслу. Ник передавала мне листки бумаги, один за другим, я измельчал их в лапшу.
И вот через несколько минут я наклонился, поднял пригоршню бумажных полосок и обсыпал ими тело Ник, как конфетти. Затем порезал еще немного и украсил мою жену новой порцией — и так до тех пор, пока она не стала напоминать опутанную водорослями сирену. И когда вся Ник почти скрылась за этими белыми бумажными обрезками, я повалил ее на пол, где мы жадно и безыскусно занялись любовью.
Мы с Ник так забавлялись, придумывая различные способы возвращения книги в библиотеку, что решили поделиться кое-какими своими идеями с Нортоном и Спиайтом — проверить, не слишком ли они безумны. Пока мои друзья отвечали по телефонам справочной, я сунул им на стол конверт, который примостил между двумя толстыми томами «Тематического путеводителя» Питерсона.
— Что это? — воскликнул Спиайт, заметив конверт.
— Что «что»? — спросил его Нортон.
— Письмо, — сказал я. — Прошу прочесть вслух. Хочу услышать, что вы, ребята, думаете по этому поводу.
Спиайт откашлялся.
— «Дорогой мистер Джессон, — с выражением начал он. — Я бы предпочел высказать все это вам лично, но проклятая болезнь, прервавшая нашу акцию в Бруклине, возобновилась с новой силой и не дает такой возможности. Я страдаю от тяжелейшего ларингита, разговаривать совершенно не способен. А потому решил написать».
Тут Нортон не выдержал и вмешался:
— Лично мне кажется, голос у тебя вполне нормальный.
— Да погоди ты! — сказал Спиайт. — Дай дочитать до конца. Итак… «Я надеялся вернуться сразу же после выздоровления, но чрезвычайные обстоятельства просто не позволяют медлить. А факты таковы. Перед тем как потерять голос, я еще раз съездил к Донателло. (Прошу прощения за то, что оконфузился во время первого своего визита к нему.) И знаете, я поступил совершенно правильно! Не успел закончить описание татуировки, которую видел на теле нашего знакомца, как Донателло принес мне альбом, до которого в первый раз у меня по понятной причине просто не дошли руки. Я так и обомлел. Прямо на меня смотрел со снимка огнедышащий дракон. То была часть более крупного рисунка, покрывавшего торс, руки и ноги Куко.
