«А вы бы провели три месяца, — ответил Киммельман, — преследуемые разными дурацкими и чудовищными слухами, тогда бы я посмотрел, какое у вас станет лицо». Далее он поведал о нескольких версиях. Одна из них — кража для получения страхового возмещения, но ее почти сразу же отвергли, поскольку, как выяснилось, большая часть институтской собственности застрахована не была. Отвергла полиция и наличие политического подтекста в этом деле, поскольку никаких заявлений и требований не поступило. Отвергнут был также весьма популярный, но недоказанный американский сценарий, согласно которому преступление носило заказной характер.
Тогда я напрямую спросил Киммельмана: «Так вы не имеете ни малейшего понятия о том, кто мог это сделать?» Он ответил, будто интуиция подсказывает ему, что преступники скорее всего были полными профанами и не осознавали ценности похищенных вещей. Я заметил, что это маловероятно. Он рассердился. «Вы действительно считаете, что профессионалы способны на такое?» Я спросил, что он имеет в виду. «Не желаю больше говорить об этом».
Тут я перехватил его взгляд. На столе в небольшой коробочке лежала тонкая стрелка от часов. «Это от брегета?»
«Не могу этого обсуждать!» — с непроницаемым выражением лица отрезал он.
Я поехал обратно в отель, и на всем пути Ури вновь гнул свое: «Это они, точно вам говорю! Да об этом где только не писали!» Словно в знак доказательства, он помахал у меня перед носом свернутой в трубочку газетой. Это натолкнуло меня на новую мысль. И я спросил Ури, знает ли он, где находится редакция «Иерусалим пост». И он повез меня прямехонько туда. Только вообразите, Александр, эту картину! Огромный склад старой сломанной мебели, полный хаос и беспорядок. Похоже, редакция вконец обеднела и не могла нанять даже уборщицу. Вид самих журналистов и редакторов был столь же плачевным. Вот что ждало меня там. В жизни не видел такого распада.
После того как я изложил свою просьбу, меня проводили в темную захламленную комнатушку и вручили толстую папку, озаглавленную «Преступления местные, 1983 г.». Большинство вырезок оказались не стоящей внимания ерундой: «Украденный ковер проходит через таможню», «Пропавшая валюта найдена в нижнем белье пассажира международного авиарейса», «Охранник арестован с 38 овцами». Наше преступление было куда более серьезным, однако удостоилось лишь небольшой заметки, где цитировались слова все того же пресловутого хранителя по имени Оханнес Ташиджиан. «Эта потеря навсегда останется в моем сердце», — заявлял он. Заметка сопровождалась крупной фотографией. Подзаголовок гласил: «Оханнес Ташиджиан возле витрины недавно открытого в Старом городе магазина часов».
Итак, следующая остановка — Старый город. Ури высадил меня у Ворот Яффы и сказал, что дорогу я найду без труда. Но он явно меня переоценил. Минут пять я блуждал по лабиринту узеньких улочек, которые и составляют так называемый христианский квартал. Но мне повезло. У церкви Флагеллантов я встретил священника и показал ему копию заметки в «Пост». Священник воскликнул: «Ах, ну да, ключник! Его здесь все знают». И он проводил меня до двери в магазин, а я в знак благодарности внес небольшое пожертвование для его церкви.
Затем постучал в витрину, двери тут же распахнулись, и меня впустил полный мужчина лет на десять старше меня. «Мистер Оханнес Ташиджиан?». Он улыбнулся, словно одобрял тщательность моего произношения. Я представился коллекционером карманных часов, добавил, что особенно меня интересуют брегеты, и спросил, нельзя ли с ним кое о чем переговорить.
«Ну, все зависит…» — неопределенно ответил он, потирая живот. Этот жест привлек мое внимание к целой связке заводных ключей, которые болтались у него на цепочке.
Чтобы как-то поощрить «ключника», я пригласил его на ленч. Приглашение было принято, но прежде Ташиджиан должен был запереть свою лавку. А затем мы пошли в замечательное кафе по соседству, которое держали два брата-близнеца из мусульман. «Вы уж извините, — заметил ключник, усаживаясь за столик, — но спиртного здесь не подают». Я расстроился. Я был настолько утомлен, что не отказался бы от чашечки крепкого пунша, ну, вроде «Пиммса», которым имел честь угощать вас.
