Часы карманные украсть
Не значит, что получишь власть
Над временем. Звон колокольный
Не стихнет, как и бег его невольный.
— Как называется это стихотворение? — спросил я.
— «Часовой механизм», — ответил Джессон. — По всей видимости, переписано с надгробной плиты какого-то карманника неким безымянным писакой с Флит-стрит в тысяча восьмисотом году.
«Лжец! — хотелось воскликнуть мне. — Ты автор этих дурацких строк!»
Но я сказал другое:
— Понимаю, почему автор решил сохранить свое имя в тайне.
— Вы находите эти стихи слабыми?
— Да. Слабые, дешевые, жалкие потуги с претензией. Чего стоит один этот «бег его невольный»! Пошлость. Любой из нас двоих мог бы написать лучше.
Джессон поморщился:
— Сомневаюсь. Впрочем, хватит об этом. — Он распахнул створки шахматного столика и извлек из тайника несколько листков бумаги, скрепленных серебряным зажимом. — Вот взгляните-ка. Это будет вам интересно.
Я пролистал документы.
— Сенатский законопроект?
— Да. Принят специально, чтобы успокоить кураторов американских музеев, которые больше всего на свете страшились того, что иностранные правительства вдруг потребуют реституции наиболее ценных… э-э… никак не подберу нужного слова.
— Предметов, экспонатов? — подсказал я.
Джессон улыбнулся:
— Ну, вы меня поняли. Так вот, этот закон устанавливает строгие временные рамки для подачи заявлений по кражам того или иного произведения искусства в международном масштабе. К счастью, дата похищения «Королевы» в них не попадает. И, согласно этому закону, совершенно не важно, что представляет собой похищенный предмет — сундук с древнегреческими золотыми монетами или же карманные часы, похищенные из института в Израиле.
— Вряд ли данный закон разрабатывался с учетом интересов частных владельцев.
— Окажите такую милость, Александр, изучите этот документ, прежде чем выносить суждение о его справедливости. Вашим так называемым частным владельцам обеспечивается та же защита, что и музеям.
— Что бы вы там ни говорили, но Ташиджиан вряд ли откажется от попыток вернуть брегет.
— Да пусть пытается. Где-то я читал об аналогичном деле, его рассмотрение в судах тянулось тридцать восемь лет. И еще помните: я богат, а институт — нет.
— И вы знаете это, поскольку…
— Вы, наверное, просто забыли, что страховка институтских экспонатов как раз истекла к моменту ограбления. Что система сигнализации была отключена, а сторожа оказались далеко не профессионалами. Средств у них почти не осталось. А потому они никак не смогут позволить себе дорогостоящий процесс.
— Внесите лучше ясность по другому вопросу. Допустим, мы найдем часы. Вы собираетесь их возвращать или нет?
— В данный момент я сосредоточен лишь на успешном завершении дела, — осторожно подбирая слова, ответил Джессон. — Ни больше ни меньше.
— Ну а я сосредоточен на том, чтобы вернуть «Часослов» в хранилище.
Джессон помолчал немного, затем выдавил улыбку:
— Давайте договоримся так. Я гарантирую, что книга окажется у вас в руках сразу же после того, как вы встретитесь с Куко. Даю слово.
В тот вечер Ник встретила меня в гаремных шароварах, глаза ее горели любопытством и возбуждением.
— Raconte,[50] — сказала она и толкнула меня на кушетку.
— И снимок, и письмо сработали как нельзя лучше. Он проглотил наживку.
— Parfait![51] Значит, у нас все получилось. Мои рисунки, твои слова.
— Джессон был настолько поглощен расстановкой ловушек, что не заметил, как сам угодил в яму.
— Ну и что он тебе сказал?
— В основном старался подвести законодательную базу под свое право владеть «Королевой», в том случае, конечно, если мы ее найдем. Вот взгляни-ка. — Я показал ей документ, извлеченный из шахматного столика Джессона, и зачитал вслух его поэтичное название: — «Сенатский законопроект 1523. Призван аннулировать статью 28 Уголовного кодекса США и установить новые правила реституции археологических и этнологических материалов и культурных ценностей».
— Так он сможет сохранить брегет у себя? — встревоженно спросила Ник.
— Конечно, нет. Резолюция так и не была принята.
— А он это знает?
— Естественно. Но вообразил, что я этого не пойму. Еще одна уловка сохранить в игре находящуюся под угрозой пешку. Уверен, он будет счастлив добавить столь ценную вещицу к своей коллекции, особенно с учетом того, что это осложнит мне жизнь.
