– Что, например?
– Вещи не на местах.
– Какие?
– Вот эти чашки, например. Месье Дор никогда в сушилке посуду не оставляет; полотенце должно висеть вот там, на крючке; потом, пепельницы он никогда…
– Что-нибудь более существенное вы не находите?
Мадам Вансан медленно вращалась вокруг своей оси, изучая.
– Если это, на ваш взгляд, несущественно, то тогда… Вроде все как обычно.
– Вы одежду месье Дора хорошо знаете? Можете мне сказать, что отсутствует?
– Это вряд ли.
– Взгляните все же.
– Нет, не скажу вам, – покачивая головой, произнесла соседка, глядя в распахнутый шкаф. – Не знаю. На мой взгляд, вроде все тут. Даже брюки вот эти, – она указала на спинку стула, на которой небрежно висели фланелевые темно-серые брюки и мягкий спортивный пуловер, – он дома обычно носит.
– Тут Соня нужна, – сказал Реми. – Она должна знать вещи отца.
– Ой, вы придумали! – покачала головой соседка. – Откуда Соне-то знать? Что она, ухаживает за ним? Стирает, гладит?
– А кто ему стирает?
– Он такие вещи, как брюки, пиджаки, в чистку отдает, а остальное сам в машину заправляет. Гладит Мари.
– Может, Мари знает?
– Уж скорее, чем Соня.
– Дайте мне ее телефон, пожалуйста. У вас ведь есть?
– Есть. В записной книжке посмотреть надо.
– Хорошо, после, – кивнул Реми. – Так больше ничего не скажете?
– Не пойму я, чего вы от меня еще хотите. Вещи не на местах, так это ведь месье племянник разложил как ему нравится. Мебель стоит где стояла… А столик этот, русское наследство, и при всем желании не сдвинешь. У него ножки к полу привинчены.
– Вот как? – Реми склонился к полу, вглядываясь в основание ножек. – Какая работа! Пока не всмотришься, ни за что не заметишь, – похвалил он.
– Арно сам привинтил, – гордо сказала мадам Вансан. – Такую вещь нельзя портить.
– Да вы присаживайтесь, мадам Вансан, устраивайтесь, – засуетился Реми, заинтересованный этой деталью. – И почему это месье Дор привинтил столик к полу?
– Его чуть не украли, – почти торжественно провозгласила она.
– То-то я смотрю… И давно это было?
– Год уж назад, в прошлом сентябре. – Выдержав паузу, она добавила с веской значительностью: – Я его спасла. Вернее, мы с Шипи.
– Кто это – Шипи?
– Собачка моя.
– И вы с ней спасли столик?
– Именно.
– Вы по порядку можете рассказать?
– Отчего же нет? Извольте.
Мадам Вансан устроилась поудобнее и начала, смакуя:
– В конце прошлого лета дело было. Днем. Я должна была к врачу идти. Вышла, пошла. Машину я не вожу, да мне и не надо, у меня все рядом, а ходить – лучшая гимнастика для сердца, особенно в нашем возрасте. Иду, не тороплюсь, тут ходу минут двенадцать. Дошла. Расположилась в приемной. И тут вспомнила, что рентгеновский снимок не взяла! А я его должна была своему врачу отнести… Пошла назад. Вернулась, на лифте поднялась. Смотрю, а дверь в квартиру месье Дора приоткрыта. Моя Шипи начала лаять и в квартиру проковыляла – она ведь в ней как у себя дома, мы с ней вместе туда ходим порядок наводить… Я испугалась, честно говоря, мало ли кто там! Осторожно так заглядываю, вижу – какой-то рабочий отмахивается от моей Шипи, а в прихожей стоит этот самый столик! Я не сразу его опознала – он уже весь был обвязан упаковочной бумагой, – но опознала все же, обвязан-то он был небрежно, наскоро, кое-как, и говорю: «Что здесь происходит, месье?» А он от собачки отмахивается и не отвечает. Я гляжу – вроде не бандит, в таких штанах желтых, вроде униформы… Не страшно как будто. Я снова ему говорю: «Что здесь происходит, месье, почему вы этот столик выносите?» А он мне: «Перевозка мебели».
Тут я вспомнила, что ведь верно, у подъезда машина по перевозке мебели стоит – такой фургончик небольшой, желтый.
«Какая такая, – говорю, – перевозка мебели, кто заказывал?» – «Месье Дор, – говорит, – заказывал».
Но Арно мне ничего не говорил о перевозке! Это странно – он бы меня предупредил, если бы у него перевозка мебели намечалась, да еще и какой мебели! Легендарного столика! Что-то не то в этом деле, что-то не то…
Стою я, значит, соображаю, а этот грузчик кричит мне: «Уберите вашу собаку, мадам!» Я снова с вопросами: кто, мол, дверь вам открыл? И где ваши бумаги? И куда везти собираетесь? А он мне опять за свое: собаку уберите!