– Тогда не говори с ней, – посоветовал я. – Просто… ну, не знаю. Поцелуй ее.
В мыслях тут же возникли идеальные губы Шайло. Я сделал глоток пива, чтобы смыть во рту ее воображаемый вкус.
– Ни за что, – проговорил Миллер.
– Да почему нет, черт возьми?
Он сделал кислое лицо.
– Ну, для начала, эти дурацкие границы. Она недвусмысленно сообщила мне о своих чувствах. Друзья. И я должен это уважать.
Я фыркнул и допил пиво.
– Но что я могу поделать? – с несчастным видом спросил Миллер. – Я же говорил, мы поклялись на крови.
– Когда были детьми. Она хоть подозревает, что нравится тебе?
– Я бы так не сказал.
– И где она сейчас?
– Не знаю. – Миллер пнул лежавший у ног песок. – Сегодня будет вечеринка. Она придет туда.
– Так иди на вечеринку и поговори с ней.
– Я просто сказал…
– Ты должен бороться, парень, – проговорил я. Практически прокричал.
Словно из ниоткуда пришло видение: окровавленная мама неподвижно лежала на кухонном полу. А я полз по заляпанному кровью линолеуму, чтобы ей помочь. Вот только я опоздал.
– Сражайся, – продолжил я, – потому что, в противном случае, будет слишком поздно. А это означает лишь чертову смерть.
Миллер потрясенно уставился на меня. Я отвернулся и заставил разжаться стиснутые в кулаки руки. Я ждал, что он велит мне вместе с безумными речами убираться ко всем чертям.
Но он этого не сделал.
– Я нужен ей в качестве друга, – произнес он через минуту. – Она нуждается… во мне.
– Значит, ты как вьючный мул. Тащишь все ее дерьмо и пытаешься облегчить ей жизнь, потому что заботишься о ней. А как же ты сам?
Миллер попытался что-то сказать, но потом замолчал. О чем-то задумался. Наконец он убрал гитару обратно в футляр и встал.
– Хочешь пойти со мной? – спросил он. – Ну, вероятно, там будет кучка пьяных качков, играющих в пив-понг[7] под дерьмовую музыку.
– Я пойду, – проговорил я, забрасывая огонь песком. – Я же сказал, что прикрою тебя.
– Почему?
Я пристально уставился на него. После всего, что Миллер обо мне узнал, он все еще спрашивал, почему я взял на себя труд общаться с ним.
– Ты не бесишь меня до чертиков, – резко ответил я. – Этого достаточно?
Он усмехнулся.
– Вполне.
Чтобы Миллер не увидел моего лица, я быстро отвернулся и подхватил свою куртку.
* * *
Вечеринка оказалась именно такой, как предсказывал Миллер. Ченс Блейлок, центральный игрок футбольной команды, в начале каждого года приглашал к себе половину школы. Пьяные футболисты играли на кухне в пив-понг, а в каждом уголке огромного дома слышались доносившиеся из динамиков звуки популярных песен. Мы протиснулись сквозь толпу танцующих, Миллер в темноте высматривал лицо Вайолет.
Я вдруг понял, что осматриваю толпу в поисках знакомого лица.
«Отстань от нее».
Мы выбрались во внутренний дворик, где висели фонари. Толпа поредела; собравшиеся, сгрудившись в небольшие группы, пили и болтали у бассейна.
– Я ее не вижу, – проговорил Миллер, присаживаясь на край шезлонга. – Это была дурацкая идея.
Я заметил промелькнувшее в кухне красное платье и кивнул в ту сторону.
– Там.
Миллер взглянул, и при виде Вайолет лицо его смягчилось. Я опустил глаза. Мне казалось неправильным вторгаться в нечто настолько личное. Или незнакомое.
Он тяжело вздохнул.
– Ну, была не была. Присмотришь за гитарой?
– Ага.
Миллер направился в кухню, а я огляделся вокруг в поисках пива. У бассейна стояло ведро со льдом, среди белых кубиков виднелись зеленые горлышки бутылок. Я подхватил футляр Миллера и направился туда, но пьяно спотыкающийся парень меня опередил. Он взял пиво, а потом заморгал, тупо глядя на меня.
– Ни фига себе… Ты вышибала? – Он загоготал прямо мне в лицо. – Эй, смотрите! Блейлок нанял вышибалу.
– Отвали.
– Не, серьезно, – невнятно проговорил парень. – Ты сбежал из тюрьмы или что? Я слышал…
Я выдернул у него из рук бутылку пива и оттолкнул парня. Резко вскинув руки вверх, он упал навзничь… прямо в бассейн. Когда парень, отплевываясь, вынырнул на поверхность, собравшиеся во внутреннем дворике засмеялись.
– Чувак… Какого хрена?
Я отсалютовал ему бутылкой пива и, не обращая внимания на доносившиеся вслед проклятия, направился обратно к шезлонгу. Через несколько минут изнутри раздались приветственные возгласы, а потом вернулся Миллер. Он выглядел так, словно кто-то помочился в его тарелку с хлопьями.
