- Польгара все уладит, - заверил его Эрранд.
Откуда-то из высокогорной долины, где утреннее солнце уже коснулось своими лучами изумрудной травы, послышалась песня пастушки, созывающей стадо. Ее чистый, живой голос звучал как пение птиц. - Вот такой должна быть любовь, - задумчиво произнес Дарник. - Простой, бесхитростной и чистой, как голос этой девочки.
- Послушай, Дарник, - прервал его размышления Эрранд. - Польгара разрешила нам пойти к жеребцу, когда ты закончишь свою прогулку.
- Я - за, - живо отозвался кузнец, - а по дороге неплохо было бы зайти на кухню и немного подкрепиться.
- Да, отличная мысль, - сказал Эрранд.
Все складывалось прекрасно. Светило теплое яркое солнце, и конь резвился в манеже, как неразумный щенок.
- Король не разрешает на нем ездить, - сказал Дарнику один из конюхов. - Его еще даже не приучали к узде. Его величество однажды говорил о том, что это совершенно особенный конь - вот уж чего я совсем не понимаю. Конь, он конь и есть, верно?
- Это связано с тем, что произошло, когда он появился на свет, - попытался объяснить Дарник.
- Они все рождаются одинаковыми, - возразил конюх.
- Чтобы понять это, нужно было присутствовать при рождении этого жеребенка, - ответил Дарник.
Вечером за ужином Гарион и Сенедра как-то странно поглядывали друг на друга через стол, а на губах Польгары играла загадочная улыбка.
Когда трапеза подошла к концу, Гарион потянулся и деланно зевнул.
- Я сегодня что-то очень устал, - сказал он. - Вы можете здесь еще посидеть, если хотите, а я пошел спать.
- Конечно, Гарион, - сказала Польгара.
Он поднялся, и Эрранд почувствовал исходящее от него волнение. С напускной небрежностью он обратился к Сенедре.
- Идешь, дорогая? - спросил он, выражая этими двумя словами предложение помириться.
Сенедра взглянула на него с бесконечной нежностью во взгляде.
- Да, Гарион, - сказала она, вспыхнув нежно-розовым румянцем. - Пожалуй, да. Я тоже очень устала.
- Спокойной ночи, дети, - с теплотой в голосе произнесла Польгара, - приятного вам сна.
- Что ты им сказала? - спросил дочь Бельгарат, после того как королевская чета рука об руку покинула зал.
- Много чего, отец, - самодовольно ответила она.
- Кто-то из них совершил чудо, - сказал он. - Дарник, будь добр, налей-ка мне полную. - Он протянул Дарнику, сидевшему рядом с бочонком, пустую кружку.
Польгара была так довольна своим успехом, что даже воздержалась от язвительных высказываний по этому поводу.
Было уже далеко за полночь, когда Эрранд проснулся от легкого толчка.
- Ну и крепко же ты спишь, - произнес голос, доносившийся, казалось, из глубины его сознания.
- Мне снился сон, - ответил Эрранд.
- Понятно, - сухо произнес голос. - Одевайся. Ты должен пойти в Тронный зал.
Эрранд послушно выбрался из постели, натянул тунику и засунул ноги в короткие сендарийские сапожки из мягкой кожи.
- Только тихо, - приказал голос. - Не разбуди Польгару и Дарника.
Эрранд тихо вышел из комнаты и прошел по длинным пустым коридорам к просторному Тронному залу, где три года назад он вложил в руку Гариона Шар Алдура, навсегда изменив жизнь молодого человека.
Эрранд потянул на себя тяжелую дверь, она слегка скрипнула, и из-за нее послышался голос:
- Кто там?
- Это я, Бельгарион, - ответил Эрранд.
Огромный зал был освещен мягким голубым сиянием, которое излучал Шар Алдура, покоившийся на рукояти огромного Ривского меча, который висел над троном острием вниз.
- Что ты здесь делаешь в такой час, Эрранд? - спросил его Гарион. Король Ривский сидел, развалившись на троне, перекинув ногу через подлокотник.
- Мне приказали прийти сюда, - ответил Эрранд.
Гарион удивленно уставился на него.
- Приказали? Кто приказал?
- Ты знаешь кто, - сказал Эрранд, войдя в зал и закрыв за собой дверь. - Он. Гарион заморгал глазами.
- Он с тобой тоже говорит?
- Сегодня в первый раз. Хотя я знал, что когда-нибудь это произойдет.
- Если он никогда не... - Гарион не договорил и, пораженный, поднял глаза к Шару.
Мягкое голубое свечение камня внезапно сменилось на густой темно-красный свет. Эрранд отчетливо услышал странный звук. Когда он носил Шар, у него в ушах постоянно звучал хрустальный звон его песни, но теперь в этом звоне появился безобразный металлический скрежет, словно камень наткнулся на что-то или на кого-то и пришел в ярость.