Голос Ульфстана был нежным и мягким, полной противоположностью его запущенной и дикой внешности. Чувствительный более других, Томас поразился тому, что должно было случиться с этим человеком и что привело его в столь унылое и убогое изгнание.
Голова же Гвина была занята более насущными вопросами.
– Они ведь утонули, так?
– Думаю, что двое – да. Это было явное кораблекрушение, судя по обилию досок и обломков рангоутного дерева на песке. Но у одного были такие раны, что я подумал, что его здорово избили.
– Это почему? – спросил Джон.
– У него в волосах запеклась кровь, а на виске зияла рана.
Де Пейн, пользовавшийся любой возможностью блеснуть своими познаниями, перебил отшельника:
– Он мог удариться головой о камни, падая с разбитого корабля, или же его подхватил и бросил на скалы прибой.
Ульфстан улыбнулся:
– Тогда вода смыла бы кровь – а голова у него была так густо измазана ею, что он, должно быть, истекал кровью уже находясь на берегу.
Секретарь, испытавший некоторый конфуз, вдруг неведомо почему осенил себя крестным знамением:
– А отчего ты взял на себя труд сообщить об этом священникам, а не шерифу или приставу, как обязан был поступить? – поинтересовался коронер, с подозрением относившийся к любому сотрудничеству общественности с властью.
Отшельник выглядел обеспокоенным.
– Не только из-за ран, брат, но еще и потому, что деревенские жители Торра – сущие разбойники. Вчера они показались мне еще более гнусными и хитрыми, чем обычно, и постарались прогнать меня с берега, едва я начал проявлять интерес к тому, чем они занимались.
– Каким образом?
– Я разглядел несколько бочек под кустами над береговой линией, и повозка, запряженная быками, увозила целую телегу досок, под которыми было что-то припрятано. После того как они прогнали меня прочь, совесть моя не давала мне забыть о погибших людях, поэтому я и обратился за советом к братьям во Христе, которые осели неподалеку. Они серьезно отнеслись ко мне и направили посланца к шерифу.
– Кто эти братья? – спросил Томас, в котором пробудился религиозный интерес. Хотя и бесславно изгнанный из рядов духовного сословия, он по-прежнему тосковал о своей прежней жизни, ища любого повода вернуться к ней снова.
– Это небольшая группа Белых каноников, приглашенных лордом Уильямом для возведения аббатства на земле, которую он намеревается им отвести повыше береговой линии. Это всего лишь передовой отряд, они живут в деревянных кельях, но их Орден премонстратензианцев намеревается через год или два построить на этом месте монастырь.
– Никогда не слыхал о таких! – угрюмо бросил Гвин. Он не испытывал особой любви ни к священникам, ни к монахам.
– Они последователи Святого Норберта и прибыли помолиться за душу короля Генриха и его сына, нашего нынешнего владыки Ричарда Львиное Сердце.
– Он еще не умер, хвала Господу, – возразил Джон.
Ульфстан снова улыбнулся своей мягкой улыбкой.
– Все мы там будем, сын мой. Уильям де Брюер так щедро раздает свои земли ради спасения собственной души и чтобы воздать благодарение за счастливое и благополучное возвращение своего сына из заточения в Германии.
Уильям-младший оказался в числе заложников, направленных в качестве обеспечения выплаты колоссальной суммы (сто пятьдесят тысяч марок), которую необходимо было внести за освобождение короля Ричарда, чье пленение под Веной все еще вызывало у Джона душевные терзания: они с Гвином входили в отряд личной стражи короля, но все-таки не смогли уберечь его от плена. Впрочем, к нынешней проблеме все это не имело никакого отношения.
Гвин сдвинул на затылок кожаный шлем, чтобы почесать свою рыжую шевелюру.
– Так ты думаешь, что они грабили оставшееся после корабля добро?
Ульфстан кивнул.
– Может, не только грабили, но и заодно избавлялись от свидетелей. Я даже не стал бы отвергать возможность того, что они же и подстроили крушение, с фальшивыми сигнальными огнями и прочим, хотя погода была мерзкой и корабль мог затонуть сам по себе, особенно на подветренном берегу, под ураганным ветром с востока.
– У тебя нет никаких догадок о том, что это мог быть за корабль? – спросил коронер.
